— Похоже. — Женя продолжает анализ Ликиной личной жизни. — Ким для тебя недоступным был, хоть и рос в твоем дворе, но намного старше — небожитель! И потом, когда ты его студенткой стала, а он препод, в которого все девчонки на курсе были влюблены. К тому же художник! А когда замуж за него вышла, он доступен стал, аура исчезла.
То есть не только Женин муж умер или погиб, но и блистательная Лика говорит «царствие небесное» про своего мужа Кима?
— А недоступен для тебя на тот момент оказался Тим — женат. И не реши тогда Тимка развестись и жениться на тебе, может, так всю жизнь его и любила бы. Но он женился и стал так же неинтересен, как Ким. И ты в Москву сбежала.
Похоже, богатая личная жизнь у этой Лики!
— И в Москве нашла уж совершенно космически недоступного — солнце из солнц, олигарха из олигархов. Кто ж знал, что солнце так быстро погасят…
— Неправда, — впервые за время разговора возмущается Лика, продолжая крепить таблички с подписями под экспонатами.
Похоже, многозадачность здесь выдают при входе. Может, попробовать не сидеть, развесив уши, а что-то делать одновременно?
— Неправда. Ты сейчас меня расчетливой стервой выставить хочешь, типа третьей жены Оленя, Ирки, которая его бросила, пока он в тюрьме был.
Ага, Ликин «король-солнце» или «король-олень» еще и в тюрьме посидел!
— Расчетливой — да! Только расчет твой не материальный, а душевный. Стервой — нет… Хотя, отчасти. Ты подсознательно ищешь того, кто твоей внутренней стерве не даст вырваться и пожрать всё вокруг. Ищешь укротителя своих порывов, которые пожирают не только тебя, но и всё вокруг. Но, на свою беду, сама всех своих укротителей и укрощаешь. Или очаровываешь…
— Жень, ну неправда! — Лика даже оторвалась от своих табличек с описанием работ и замерла посреди выставочного зала. — Ты ж Оленя насколько дольше моего знаешь. Такой он сейчас, как был?! Такой?! Разве такие у него глаза были? А реакции? А драйв? Где всё это?
— А ты бы хотела, чтобы у пилота, которого пересадили с истребителя на кукурузник, все тот же огонь в глазах пылал? Отправь тебя сейчас вместо твоих дубайских замков доску передовиков в сельском Доме культуры рисовать — будут у тебя глаза гореть? А я Лёшку не на вершине узнала, гораздо раньше.
Ага, «Олень», стало быть, Лёшка…
Аня тем временем рисовать устала и тянет Далю за руку гулять, а той хочется дослушать странный разговор двух взрослых женщин. Мамины разговоры с подругами слушать никогда не хотелось, у той вечно всё про работу, а здесь…
— Оттого все его взлеты мимо моего сознания прошли, — продолжает Женя. — Я же в нем всегда мальчишку видела, с которым нас в третьем классе рассадили по разным партам, а он в четвертом упрямо пересел обратно ко мне. Оленев и Лёшка, который списывать мне алгебру давал, для меня один человек. И для меня, что вместо него сочинение написать, что из тюрьмы вызволить, тоже едино. А ты влюбилась, потому что увидела яркого, слепяще яркого, недоступного мужика.
— Ты всё же меня расчетливой выставляешь? — взвивается Лика. Зыркает в сторону Дали — та ей явно мешает, придется идти с Маней и Аней гулять.
Даля тихо говорит Ане, чтобы искала свою курточку, Мане, чтобы дорисовывала и собиралась. Женя, выудив Анину курточку из кучи привезенных из Москвы и не разобранных вещей, не отвечает подруге, а свою линию гнет:
— Ореол сверхбогатого и сверхвлиятельного мужчины не менее возбуждающ, чем он сам. Деньги, власть, возможность делать дело — вещи безумно сексуальные.
— Но не сами же по себе! — Лика, как настоящая южанка, будто из итальянского кино, входит в раж и руками говорит не меньше, чем словами: — Тот же Волчара богат не меньше…
«Так… У них кроме “оленя” еще и “волчара”. Просто зоопарк какой-то», — думает Даля, помогая Мане застегнуть ботиночки.
ebooksa