Женя машинально отбирает из рук Ани фломастер, которым та уже приготовилась разрисовать небольшой постамент для куклы с виртюгалем и мужичком внутри. «Как у Жени получается и десять дел одновременно делать, и девочек из поля зрения не выпускать, дабы чего не натворили, и серьезные разговоры вести? Я так не умею. И почему-то в Жене меня это совершенно не раздражает, как бесит в маме. Напротив, завораживает. Так бы сидела и смотрела часами. И слушала».
— Реализованные желания могут оказаться их сплошной противоположностью. Когда просишь Вселенную, точнее формулируй желания, ведь они могут и сбыться…
Странное утверждение. Хотя… Замуж за принца хотела? Хотела! Получила? Получила! И какой итог? То-то! Выходит, Женя права. Своих желаний нужно бояться — вдруг сбудутся, и что тогда?
И Лика, похоже, с Женей согласна. Только опять всё твердит про какого-то оленя, зоопарком они, кроме галерей, занимаются, что ли?
— Вот-вот, я просила Оленя, и, казалось бы, получила Оленя. Почти получила. Вон он, почти готовый. Хочешь — бери. А я не знаю, хочу ли. Осталось приложить чуточку, чуточку, одну миллионную тех усилий, что прежде тратила, чтобы только услышать его, и, кажется, можно забирать мужика с потрохами. А я словно в ступоре.
— Испугалась? — спрашивает Женя.
Лика пожимает плечами, но плечи так и застывают, а Лика чуть кивает.
— Я ж готова была всё, что есть в жизни — кроме Сашки и Пашки, разумеется, — отдать за Оленя! Но мне никто не сказал, что на месте того человека, в которого я так нечеловечески влюбилась, останется одна оболочка. А суть куда-то испарится.
Так, олень, оказывается, не зверь, а человек, в которого «нечеловечески» влюблена яркая Лика.
— Мечтала найти мужика сильнее себя. И ярче, харизматичнее Оленя, казалось, быть невозможно. А сейчас не всегда понимаю, это кто: Олень или Тимка… Или Кимка?..
Даля непроизвольно машет головой — слишком много новых имен. Запуталась, кто есть кто и кто кому кто. К тому же они еще и рифмуются. Сашка — Пашка, Тимка — Кимка. Даже Маня с Аней и те рифмуются.
— Видишь, мечта не мечтой оказалась, а ее противоположностью. Вот и я думаю: останься Никита жив, вернись ко мне, вдруг мы теперь не знали бы, куда глаза девать, вдруг всё стало бы хуже, чем тогда, когда мы развелись?
Из слов Жени Даля понимает, что Никита, которого она столько лет любит, жив не остался. То есть умер. Или погиб, как ее папа. И еще Даля осторожно примеряет эту странную мысль про сбывшиеся желания на свое главное — чтобы папа был жив. Чтобы не уехал тогда в эту чертову Югославию, на эту чужую, никому не нужную войну. Чтобы вернулся. И тогда всё было бы по-другому!
И что получается, если бы папа вернулся, по-другому бы ничего не было? Потому что не в желаниях суть? Быть такого не может!
— Самые страстные мечтания — несбывшиеся, — продолжает Женя, теперь, напротив, вкладывая фломастер в руку Мани, подкладывая ей под попу толстые альбомы о коллекционных куклах, чтобы маленькая Маня дотянулась до большого стола и рисовала на бумаге, а не на стенах. — Они не превратились в свою противоположность. Не поблекли.
То есть ее мечта о другом детстве и другой жизни с папой, она такая сильная потому, что невозможная? А была бы возможной, то и сильной бы не была?
— Смотри… — К кому обращается Женя: к Лике или к Дале, почувствовав, что та примеряет каждое ее слово на себя? — Двенадцать лет запрещала себе мечтать о бывшем муже, но мечтала, и тем самым оправдывая, что реальных мужчин вокруг не вижу. А дальше — я его получаю и снова теряю, уже навсегда, чтобы эту несбыточную мечту не потерять.
— Думаешь, Олень был нужен мне только как совершенно неземной, недоступный?
Лика явно тоже примеряет каждое слово Жени на себя. И на своего Оленя, кем бы он ни был.
— Король-солнце? А без короля и солнце уже не то? — продолжает Лика. — И я сама всегда в одной роли? Что для Кимки, царство ему небесное, что для Тимки, что для Оленя?
ebooksa