Мой взгляд устремляется на Райана, который выглядит таким же любопытным.
– Э-э-э… Рождественский подарок от кое-кого, с кем я работаю.
Это не ложь.
– Потрясающе, Ви. Я так рад, что ты заводишь здесь друзей.
Да, это один из способов описать Зандерса.
Усаживаясь за обеденный стол, я накладываю в тарелку всего понемногу, пока белый фарфор едва не исчезает под едой полностью. Райан и папа вскакивают со своих мест, чтобы взять себе свежего пива, и мама использует это как прекрасную возможность.
– Стиви, ужасно много еды. В ней столько соли! – Она говорит приглушенно, достаточно тихо, чтобы не услышали папа и брат. Как я упоминала ранее, Райан заботится обо мне, но редко признает, что человек, от которого я больше всего нуждаюсь в защите, – это наша родная мама.
Как только брат и папа подходят на расстояние слышимости, к ней возвращается напускная безмятежность, и она подносит ко рту салфетку, промокая уголки идеально очерченных губ.
– Я рад, что вы, ребята, все смогли прийти на игру. – Райан садится, явно не в курсе выходок матери, и ставит передо мной свежее пиво. Едва стакан касается деревянного стола, я хватаю его и выпиваю половину, не переводя дыхания.
– Я тоже, Райан. Мы так тобой гордимся.
Стекающее в горло пиво кажется густым, но именно слова моей матери чуть не заставляют меня поперхнуться. Куда уж яснее, кто ее любимый ребенок? Я проглатываю холодную жидкость, преувеличенно закатывая глаза.
– Стиви, ты хотела что-то сказать? – Мама кладет руки на колени, склоняет голову набок и смотрит на меня, проверяя, не захочу ли я высказаться.
– Нет. – Я передвигаю еду по тарелке палочками для еды, стараясь не обращать внимания на сидящую за столом напротив меня осуждающую женщину.
– Ты думаешь, что мы тобой не гордимся?
Что ж, этот искренний вопрос немного шокирует. Я смотрю в сине-зеленые мамины глаза, ожидая, что она продолжит удивлять меня и скажет, что гордится мной.
– Мы гордимся тобой, Ви, – вмешивается папа, но я и так знаю, что он гордится. Я хочу услышать, как это скажет мама.
– Угу, – мурлычет она, что звучит скорее как несогласное хмыканье, чем как подтверждение.
Ужин продолжается, а я молчу. Все, о чем я захочу поговорить – о приюте или потрясающем маленьком комиссионном магазинчике, на который я наткнулась на прошлой неделе, – все это встретит неодобрение матери, а я не хочу, чтобы она портила то, что я люблю. Она может ненавидеть мое тело или мою работу, которыми я не очень увлечена, но я не хочу, чтобы она трогала то, что приносит в мою жизнь настоящую радость.
Они втроем углубляются в беседу, маму интересует жизнь Райана здесь, в Чикаго. А я достаю телефон, думая, что, может быть, стоит отправить Зандерсу сообщение и поблагодарить его за новую одежду для отдыха.