Всего лишь один квартал отделяет дом Пабло от дома, в котором выросла моя бабушка. Каждый божий день он проезжает мимо старого поместья Пересов. Часто ли он вспоминает о ней?
Подойдя к его дому, я вижу перед собой ухоженную лужайку, огромные пальмы, слабо покачивающиеся на ветру, и очень элегантную постройку. Не могу скрыть своего удивления – положение моего деда, похоже, изменилось к лучшему с тех времен, когда он был адвокатом и представлял средний класс. Его дом находится в гораздо лучшем состоянии, чем дома его соседей.
Я толкаю калитку, и она со скрипом отворяется. Где-то в глубине огромного поместья играют и смеются дети – их крики перекрывают шум океана. Здесь живет целая семья, о которой я ничего не знала.
Я продолжаю идти вперед, мои сандалии скользят по каменной дорожке. Я добираюсь до крыльца и застываю. Я закрываю глаза и возношу безмолвную молитву к небесам, а потом стучу в тяжелую деревянную дверь. Она открывается, и меня встречает пожилая кубинка в цветастом платье.
– Чем я могу вам помочь? – спрашивает она.
Это его жена? От волнения у меня пересохло в горле.
– Меня зовут Марисоль Феррера. Я пришла, чтобы встретиться с мистером Гарсией.
Она на мгновение замолкает и оценивающе меня рассматривает.
– Он сидит на заднем крыльце. Я покажу дорогу.
Я иду за ней по дому, разглядывая мебель и картины, висящие на стенах. Если оценивать состояние дома по американским стандартам, то дом нельзя назвать роскошным, но по кубинским меркам он просто шикарный. Обстановка здесь намного богаче, чем в доме Родригесов. Неужели у моего деда на стенах висит чье-то фамильное наследие?
Женщина ведет меня к крытой террасе, откуда открывается захватывающий вид на море и небо. Она спрашивает, хочу ли я чего-нибудь выпить, но я отказываюсь.
Мой дед сидит в огромном кресле под навесом и курит сигару, держа в руках стакан с янтарной жидкостью. На нем гуаябера, черные брюки и остроконечная панама. Подол рубашки развевается на ветру.
Увидев меня, Пабло ставит стакан на стол и встает. Он сжимает подлокотник и пристально смотрит на меня, затем нежно говорит что-то жене, и она уходит, закрывая двери и оставляя нас одних на террасе с видом на море.
– Что с Луисом? – спрашиваю я.
– Они пытаются обставить дело так, будто он представляет опасность для общества, – отвечает мой дед.
– Что это значит?
– Обычно людей, осужденных по этому обвинению, сажают в тюрьму на несколько лет. Иногда правительство соглашается на более мягкое наказание – например, домашний арест. Закон позволяет им задерживать кого-либо, если есть подозрение, что человек может представлять опасность. Так они раньше поступали с диссидентами. И сейчас они хотят сделать то же самое. Поскольку он преподает в университете, их беспокоит влияние, которое он оказывает на своих студентов. Они боятся, что он может создать антиправительственное движение. – Мой дед вздыхает. – Сейчас он в одиночной камере, но в тюрьме всякое может случиться. Там он в опасности. Я надеялся, что сегодня его выпустят, но, боюсь, ситуация хуже, чем я себе представлял.
– Что с ним может случиться?
– Это не Америка. – Пабло переходит на шепот. – Как только ты оказываешься в поле зрения режима, никто уже не может поручиться за твою безопасность. Даже если его не посадят в тюрьму, люди ввязываются в драки, людей убивают. Люди исчезают. Имеют несчастье попасть в автомобильную аварию по дороге домой. Если они решат, что он представляет собой угрозу, то сделают все возможное, чтобы заставить его замолчать.
– Что же мне делать? Найти ему адвоката? Подключить американскую сторону? Правозащитные группы? Кто может ему помочь?