– Но ты имеешь к этому отношение?
– Да. Как и твой мистер Дуайер.
– А Кеннеди? Полагаю, вы заручились его поддержкой?
Рейтинг популярности нового президента зашкаливает. Люди одобряют его решения, им симпатичен его образ – образ молодого идеалиста с красивой образованной женой и парой очаровательных детишек. Мне он тоже в общем-то нравится. Сам по себе идеализм обычно настораживает меня, но в политике Кеннеди также прослеживается здравая прагматическая нить, и это обнадеживает. К тому же американская машина устроена так, что глава государства вынужден считаться с людьми, подобными Дуайеру, а они смеются над идеалами и не боятся запачкать руки. Если президент не проявит в борьбе с Фиделем необходимой решимости, кто-нибудь из советников наверняка возьмет неприятную миссию на себя.
– Насколько мне известно, Кеннеди одобряет, – говорит Эдуардо. – Хотя, полагаю, тебе лучше спросить об этом своего сенатора.
– Он не мой.
– А говорят, что твой.
– Нет.
– Неприятности в раю? – Эдуардо смотрит на мой браслет. – Дорогая вещица.
– Дорогая для кого? Для любовницы?
– Не называй себя так.
– Меня ведь так все называют, верно?
– А чего ты ожидала, Беатрис? Он здесь с невестой.
– Только не делай вид, что мое поведение оскорбляет твою скрытую нравственность. Половина присутствующих спит не со своими мужьями и женами, и все это знают. Ты тоже никогда не брезговал внебрачными связями.
– Дело не в моей нравственности, а в твоей гордости.
Я смеюсь, как будто моя гордость еще не растоптана.
– По-твоему, я довольствуюсь слишком малым?
– А разве нет?
– Почему все думают, что я хочу замуж? Разве я чего-то стою, только если я чья-то жена?
– Нет, просто это для тебя унизительно – быть чьим-то вторым вариантом. Разве ты не хочешь, чтобы выбор был сделан в твою пользу?