– Я действительно вымотался.
– Могу я чем-то помочь?
– Просто побудь со мной.
Ник берет меня на руки и поднимает с дивана. Мои пальцы перебирают его волосы, губы целуют его губы. В спальне, лежа на мягком матрасе, я вдыхаю запах простынь, который кажется мне таким знакомым, что хочется заплакать.
Я зла на окружающий мир, я испугана, я ужасно скучала по Нику. Сейчас эти три чувства тянут меня в разные стороны, грозя разорвать. Логика и сердце, дорогие мне люди и моя родина – я не знаю, чему и кому отдать предпочтение.
– Я люблю тебя, – шепчет Ник, задевая губами мочку моего уха. – Очень сильно.
В неподвижной темноте ночи, когда ядерная война стучится в дверь нашего убежища, я наконец-то отваживаюсь озвучить то, что так долго чувствовала:
– Я тоже тебя люблю.
Несмотря на безумие окружающего мира, в джорджтаунской квартире Ника мы налаживаем нечто напоминающее размеренную семейную жизнь. После обращения Кеннеди к населению Ник целыми днями работает со своими коллегами-сенаторами, с президентом и советниками, а к ночи возвращается домой уставший и взволнованный. Едим мы очень поздно, за столом разговариваем о политике.
После одного из полуночных ужинов я усаживаюсь в гостиной на диван с бокалом вина и, сделав глоток, спрашиваю:
– Как сейчас Кеннеди?
– Осторожен… – Ник качает головой. – Сейчас нам нужно рассуждать спокойно и хладнокровно. Президент это понимает. Он знает, как много поставлено на карту и во что нам обойдется неверное решение. Он за блокаду. Надеется таким образом выиграть время.
Переговоры легли тяжелым грузом на плечи Ника и других политиков, пытающихся решить проблему дипломатическим путем. Захотят ли Кастро и Хрущев проявить здравомыслие – пока вопрос.
– А как ты?
Я целую Ника в щеку и, обвив руками широкие плечи, прижимаюсь к нему; моя грудь чувствует его сердцебиение.
– Устал, черт возьми, ужасно устал.
Я забираю у него стакан скотча и ставлю на журнальный столик, а потом тянусь к галстуку и расслабляю узел. Положив голову мне на колени, Ник смотрит в потолок. Зубы стиснуты. Напряженные мышцы плеч, которые я массирую, говорят о бремени навалившихся забот.
Я тоже плохо помню, каково это – чувствовать под ногами твердую землю.
Теперь я каждый день разговариваю с Элизой. Она рассказывает, что в школе Марию учат падать на землю и прятать голову, поджимая руки и ноги. Родители напуганы. Это так нам знакомо – всепроникающее чувство незащищенности, страх перед будущим.
В газетах пишут о нехватке товаров, вызванной тем, что население делает запасы.
ebooksa