– Не сказала.
– Неужели ты не понимаешь, какая это ошибка?
– Ошибка – это то, как долго Фидель остается у власти.
– Повторяешь слова ЦРУ? Неужели после Лондона у тебя не пропало желание собой рисковать? Ты вроде бы уже увидела, к чему приводит работа на них. Насколько высоки ставки. В тот раз тебе повезло, но ты могла и погибнуть. Неужели ты действительно думаешь, что уедешь на Кубу и сможешь вернуться? Сможешь убить Фиделя Кастро?
– Я должна попробовать. В ЦРУ считают, что шанс у меня есть. А ты чего ожидал? Я никогда не скрывала от тебя своих убеждений.
– А как насчет моих убеждений? Может быть, ты, кроме Кубы, ничего не видишь, но вообще-то на мою страну сейчас направлены советские ракеты. Наши разведывательные самолеты сбивают. Ситуация и так достаточно опасная, и урегулировать ее можно только на холодную голову. Своим вмешательством ЦРУ или Дуайер перечеркнет дипломатическое решение, над которым мы работаем. Этим людям и так слишком долго позволяли ни с кем не считаться. Они стали слишком заноситься, почувствовали себя всесильными. Считают, будто вся эта история – шоу, которым дирижируют они.
– Если президент хотел действовать сам, то, пожалуй, стоило действовать, а не создавать вакуум, который ЦРУ хоть как-то пытается заполнить. Ты сам говоришь, что правительство планирует нападение на Кубу. Едва ли это можно назвать дипломатическим решением. Чем хуже тот выход, который предлагает Дуайер?
– Тем, что ты безрассудно рискуешь собственной жизнью. Ты не шпионка и не киллер.
– Ты уверен? ЦРУ после лондонских событий считает иначе. Ты сам убивал людей на войне. Чем убийство Фиделя будет отличаться от того, что делал ты?
– Сейчас не война, Беатрис. Пока еще нет.
– Разве? Это потому что мы сражаемся при помощи другого оружия? Потому что у нас нет танков и самолетов?
– Ты не можешь говорить все это серьезно. Ты не настолько глупа.
– Я не глупа. Ты давно знал, к какой цели я стремлюсь.
– Я надеялся, ты поймешь, что твоя жизнь стоит большего. После случившегося в Лондоне, после того как ты убила человека, я думал, ты придешь в чувства.
– А я думала, раз ты сам так страстно предан своему делу, то сможешь понять и меня.
– Я тебя понимаю, но от этого мне спокойнее не становится. Почему ты никому не позволяешь тебя оберегать?!
– Потому что я не ребенок и не инвалид. Я не хочу, чтобы меня оберегали.
– А чего хочешь?
– Тебя, дурак. Только тебя.
Я протягиваю к нему руки, дотрагиваюсь до его теплой шеи, до шелковистых волос. Ник крепко обнимает меня и целует.