Королевство душ

Разве мы не поклялись дать людям право жить по собственному выбору? Не за это ли мы так долго сражались? Но нет, вы просто не могли оставить их в покое. Вечно строите свои планы – или устраиваете военные конфликты, когда вам скучно. Неужели вам и сейчас скучно? Неужели этого нелепого Обряда уже не достаточно, чтобы развлечь тебя?

Если ты еще раз дашь своим змеям укусить меня, Коре, клянусь, я тебя убью.

Ты считаешь, что я слишком мягок, но вспомни – я единственный из нас, кто убил себе подобного. Я не против сделать это снова.

Но вы неправильно поняли мои намерения. Я не против того, чтобы действовать. Однако Король Демонов по-прежнему в заточении, а ребенок еще даже не родился. Мы не знаем, хватит ли у нее сил освободить его. Мы не можем видеть ее будущее.

Да, девочка будет могущественной, но мы не можем действовать вслепую.

Чего же ты от нас хочешь, Коре? Нас осталось так мало. За все это время мы не нашли способа освободить наших братьев.

Даже сейчас они страдают. Страдают те, кто заточил Короля Демонов в неволю. Страдают и те, кто запечатал врата между этим миром и тем, что мы оставили позади. Можно считать, что их давно уже нет в живых. Наши собратья не заслужили такой участи.

Высшему Катаклизму виднее. Он был матерью этой Вселенной, как и многих до нее. Мы должны вернуться в утробу нашей матери, чтобы родиться заново после того, как этот мир уничтожит себя.

Тебе не нужно говорить очевидное, Ре’Мек. Я знаю, что не Высший Катаклизм породил Короля Демонов. Это сделала наша сестра.

Нет, я не назову ее имени. Ее больше нет. Пусть так и останется. Неужели мы так и будем постоянно ссориться? Раньше было не так.

Да, я старый дурак, который тоскует по прежним временам. Я скучаю по тому времени, когда жизнь была простой.

Я не хочу больше драться. Остальные уже близко. Эсси, Нана, Моран, Сиси, Юкулу, Кива, Ома, Кекие, Угениу и Файума. Мы – последние из ориш. После нас никого не будет.

22

Руджек найдет меня. Он не остановится, пока не достигнет цели. Мои пальцы холодны как лед, и дрожь сотрясает мое тело. Он придет. Я сглатываю ком в горле, чувствуя, как в животе завязывается узел. Он придет, и Арти без колебаний убьет его. Она так сильно ненавидит визиря, что это доставило бы ей удовольствие. Два десятка жандаров сопровождают нас из Храма. Толпа внизу затихает при нашем приближении и расступается. Толпа гудит, как рой рассерженных пчел. Поначалу никто не говорит, а потом одна женщина плюет на дорогу. Все больше людей подходят и следуют ее примеру.

Я знаю некоторых из них по своим прогулкам по рынку. Джелан, который печет лучшие сладости во всем городе. Ралия, чьи покупатели выстраиваются в очередь на рассвете, чтобы им сшили экстравагантные туфли. Чима, друг моего отца, который раз в неделю заходит в магазин выпить чаю. Они не знают, что Арти забрала детей, но это уже не имеет никакого значения. Им нужно кого-то обвинить, и они скалят зубы, как будто мы – грязь у них под ногами… как будто мы даже хуже, чем грязь. Дрожь пробегает по моему телу, пока я смотрю на то, как они выливают на нас свои боль, ненависть и гнев.

Я стараюсь не обращать на прохожих внимания, но их взгляды впиваются в меня. В них так много вражды, что она буквально пропитывает воздух. Кто-то бросает безголовую курицу на нашем пути, и кровь попадает мне на щеку. Я съеживаюсь и провожу рукой по лицу, как будто эта кровь прожигает мне кожу. Толпа смеется, и демоническая магия вновь закипает внутри меня, готовясь нанести удар. Я крепко сжимаю кулаки, стараясь угомонить демона. Нельзя давать ему волю – но это не так просто. Он буквально умоляет послушаться его. Я чувствую, как магия растекается по венам. Она это делает, когда я боюсь – но уж точно не когда я хочу действовать против Арти. Действительно, проклятый дар.

– Ничего не делай.

Певучий голос Арти выбивает из меня дух борьбы, но ее магия не подавляет мою волю. Она попросила меня ничего не делать, предоставив мне свободу выбора. Магия хочет наброситься на людей – резать, жечь, задушить ненависть в их глазах.

Кровь забрызгала и ее золотой кафтан, но она не обращает на это внимания. Моя туника пропитана потом. Однако мать даже не опустила голову, продолжая гордо смотреть вперед. Ее бесстрашие только злит толпу.

Один писарь поднимает руку, чтобы бросить камень, но, прежде чем он успевает замахнуться, его пальцы щелкают, как сухие ветки. Он кричит и падает на колени, сжимая свою руку.