Кто они такие

22
18
20
22
24
26
28
30

Короче, ты подбегаешь к добыче, тока смотри, чтобы тебя не засекли, делаешь захват – не слишком сильно, но достаточно крепко, чтобы они поняли, чем пахнет, – и Готти отожмет у них добро. Он точно знает, как снимать котлы, птушта уже делал это. Все, что тебе нужно, это держать их, пока Готти их обработает. Если станут рыпаться, просто схвати покрепче, и поверь, они поймут, чем пахнет.

Он смотрит на меня в упор и говорит, так как, ты еще в деле, а?

Ага, начальник, в деле.

Мы вылазим из «Порша». Сумерки выжимают день. Я в дикой природе.

Большой Д наклоняется, чтобы стряхнуть что-то, невидимое остальным, со своих треников с монограммой «Луи В», затем вынимает из кармана книжку «Куш» и начинает поглядывать на стоянку, высматривая резвого коня. Призрак звонит нашему водиле, Малой курит очередной косяк, а Готти мне показывает, как правильно делать захват.

Я пробую несколько раз на Готти, и он смеется – я тяну его на себя, захватив левой рукой за горло и держа себя за правый бицепс, чтобы он не вывернулся, – и говорит, ага, братан, ты понял суть.

К дому подходят мальчик с девочкой в школьной форме и глазеют на нас, а Малой говорит, дай кулак, юный ганста, и мальчик стучится кулаками с Малым без всякого выражения на лице. Мальчик открывает дверь подъезда электронным ключом, и они с девочкой заходят, а Малой выдувает им вслед паровоз.

Д подходит и говорит, порядок, я достал вам коня, чуваки, он ждет нас в Мейда-вейл. Где Куинси?

Уже в пути, говорит Призрак.

Я знаю, он все еще курит химию, так что ему можно не давать больше нескольких бумажек, говорит Д.

Наш водила – торчок. Один из тех полуживых торчков, кто не совсем еще сторчался, но одержим неуемным голодом по светлому и темному, а значит, наизнанку вывернется, лишь бы вытащить нас, если за нами увяжется полиция. В конечном счете, торчок есть торчок – на них никогда нельзя положиться, – но, как сказал большой Д, он будет рад нескольким сотням фунтов, чтобы утолить свою жажду. Нам же больше лавэ достанется.

Я поворачиваюсь к Готти и рассказываю ему про Ницше и о том, как мы следуем своим чистейшим инстинктам, и Готти говорит, в натуре, это охуенно, Снупз, ты знаешь, ты не как все, брат, клянусь, ты один из самых реальных людей, кого я знаю. Что-то ярко сверкает в его глазах и тут же гаснет – звезда, проглоченная черной дырой. Я говорю, нравственный закон – это роскошь, непозволительная для человека, ты меня понял. И если ты живешь опасной жизнью, это просто помеха, говно на палочке, скажи? И я вижу, что Готти полностью врубается. Его не страшит падение. Словно бы именно здесь, на самом краю, он и нашел правду. Только это нечто большее. Словно ты открываешь важнейший компонент раствора, цементирующего наш мир.

Я иду и бросаю куртку у Пучка, чтобы тяжелая кожа не сковывала движений. Достаю из рюкзака клаву и резиновые перчатки. Готти уже достал свои из кармана толстовки. Перед домом Малого возникает Куинси, наш водила. Высокий, тощий, одежда висит на нем, как на скелете, хотя когда-то могла быть в самый раз, зубы – желто-черные пеньки от химии, которую он курит, и Большой Д говорит, идем, чувак, достанем коня.

Мы едем в Мейда-вейл, и Большой Д покупает нам коня у белого чувака, платит наличкой – никаких писулек, никаких зацепок. Мы все равно планируем бросить ее после движа, так что нечего морочиться с бумажками и прочим дерьмом. Мы едем назад в Южный Килберн и паркуемся в квартале Малого. Группа готова.

Шесть вечера, и над Южным Килберном раскинулись промозглые ноябрьские сумерки, темнота окутывает все тенями, и бетон синеет. В окнах зажигается свет. Звезды тускнеют. Мы с Готти заскакиваем в резвого коня и направляемся в центр.

Я сижу сзади и слушаю разговор Готти с водилой. Куинси рассказывает Готти, как на прошлом движе у них не было второго едока. Был просто один чумовой брателла по имени Сверкун и Куинси за рулем. Сверкун схватил одну бабу, говорит Куинси, но не смог снять с нее перстень. Палец был слишком толстый. Она стала кричать, и Сверкун попытался выкусить из перстня здоровый камень и выломал себе передние зубы. Прибежал к коню с воплями и оставил кровь на перстне – чистая ДНК. Довольно скоро его прищучили. Впаяли шестерку. Шесть лет в неволе, два сломанных передних зуба, никаких камней.

Ничего себе, говорю я, а Готти, не, охуеть ваще.

Готти посматривает в окошко, ожидая звонка Большого Д, и я замечаю, как оторван весь этот момент от обычной жизни, словно для нас больше нет времени, а мимо едут тачки, полные обычных людей с обычными жизнями, не ведающих о том, что мы вот-вот изменим ритм чьего-то бытия. Мы в видеоигре. Ебать, мы в «Крутом угоне». Правды нет. Все дозволено.

Звонит мобила Готти.

Какую? – говорит он и смотрит в окошко.