– Приедешь домой?
Дом. От этого слова сердце томительно сжимается. Он называет нашим домом свою квартиру. Странным образом я тоже чувствую себя там дома больше, чем в этой комнате.
– Сегодня побуду у родителей, – говорю я. – Завтра увидимся, ладно?
Когда я заканчиваю разговор, в комнату без стука входит отец. Его неподвижное лицо похоже на восковую маску, и от нехорошего предчувствия у меня болезненно щемит сердце.
– Больше ты его не увидишь, – говорит он безапелляционно. – Будешь ездить на учебу и обратно с охраной. С сегодняшнего дня встречи по вечерам тебе строго запрещены.
В замешательстве смотрю на отца, не в силах поверить в то, что он только что произнес. С усилием заставляю себя избавиться от гнетущего чувства обиды и разочарования и твердо произношу:
– Ты забываешь, что я уже совершеннолетняя. Ты не можешь приказывать мне.
– Могу и буду! Ты моя дочь, – его холодный чужой взгляд на мгновение лишает меня способности дышать.
– Но я не твоя собственность! Пап, как ты не понимаешь, что этим ты ничего не добьешься, – произношу уже тише, в надежде достучаться до него. – Я люблю Даню, слышишь?
– Разлюбишь, – бросает он. – Встречаться вам я не позволю.
– Не позволишь? – повторяю я, как болванчик.
Отец стоит в центре моей комнаты, уперев руки в бока, а я не могу поверить, что все это происходит на самом деле. Что это не сон. Чувствую, как внутри зреет протест. Не говоря больше ни слова, беру из шкафа спортивную сумку и начинаю кидать туда вещи.
– Что ты делаешь?
– Ухожу, – говорю я, чувствуя, как от необратимости этих слов внутренности сжимаются в комок.
С силой тяну замок на сумке, хватаю рюкзак и несусь прочь из комнаты.
Отец догоняет меня у входной двери, больно хватая за запястье.
– Если ты уйдешь сейчас… – незаконченная фраза обещанием повисает в воздухе.
– То что, пап? – спрашиваю, вызывающе глядя ему в глаза. – Я тебе больше не дочь?
– Это ты сказала, не я, – говорит от мрачно.
– Это написано на твоем лице! – выдергиваю руку и быстро иду вниз по лестнице.