Я уже с ужасом думаю, что она уедет в конце недели.
Тео оживляет дом.
Она открыла все ставни и обрезала глицинию, закрывающую окна. Она положила ветки в старую лейку, и пурпурные цветы рассыпались, как фонтан, текущий в обратном направлении. По утрам она читает новости за чашкой кофе, а как только я вхожу в комнату, сразу же заваливает меня сообщениями о событиях дня.
Я могу привыкнуть к этому.
Но я не должен к этому привыкать. Я должен воспринимать это как временное явление — через пять дней она вернется в свою квартиру с тараканами. А через несколько недель после этого мы расстанемся навсегда.
Но это не значит, что я не могу насладиться ее лазаньей.
Тео уже опускает руки в мыльную воду. Я отпихиваю ее в сторону движением бедра.
― Я мою.
― Я уже начала!
― Ни за что ― моя мама убила бы меня, если бы я позволил тебе готовить и мыть посуду.
Тео бросает на меня быстрый взгляд.
― Ничего, что я сказала раньше? О твоей маме?
― Все нормально. ― Наши плечи соприкасаются, когда она занимает свое место рядом со мной. Наши руки встречаются, когда я протягиваю ей миску для вытирания. ― Тебе нравились ее фильмы?
Она кивает.
― Я смотрела «Затерянные в снегах» каждое Рождество.
У меня в груди снова щемит.
― Мы тоже, ― говорю я.
― Твой отец не расстроился? Я не должна была…
― Он не расстроился. То, что ты здесь, пошло ему на пользу. Ему нравится с тобой разговаривать.