— Да.
Его щеки окрашиваются в красный, когда он садится и наклоняется ко мне.
— До тех пор, пока приливная волна осуждения не омывает твой путь, ты не имеешь ни малейшего понятия. Нет, я не хочу париться по поводу того, что думают люди, но парюсь. Я это чувствую. Прямо здесь. — Он указывает пальцем на свою грудь. — Чувствую каждый раз, когда выхожу на улицу, и кто-нибудь узнает меня. Раньше на меня смотрели с обожанием. А теперь либо с жалостью, либо с ухмылкой, либо и то, и другое, и я, блядь, ненавижу это. Но больше всего ненавижу то, что мне не все равно.
Слова звенят в наступившей между нами тишине. Джона захлестывает гнев, его грудь поднимается и опускается от волнения. Я не отвожу взгляда, потому что это кажется мне предательством.
Прочищаю горло, словно проглатывая потребность коснуться этого мужчины.
— Мне жаль. Неправильно, что на тебя набросились все эти ханжи. Ты прав, я понятия не имею, как это, должно быть, ощущается. — Поднимаю руку, а потом позволяю ей упасть. — Мне жаль.
С тяжелым выдохом его покидает скованность, и Джон снова опускается на диванные подушки.
— О, черт, не смотри на меня так. Я не вынесу этого.
— Как? Никак я не смотрю.
Я и правда не смотрю так… мое сожаление настоящее.
С легкой улыбкой на лице он кивает в мою сторону.
— Да, смотришь.
— Нет. Клянусь, Джон.
Его улыбка становится шире. Но она слабая и усталая.
— Ладно, тогда взгляд. Большие, грустные синие глаза, полные переживания и разочарования. Мне больно это видеть.
Я кривлю губы, пытаясь сдержать улыбку, ведь знаю, что больше он не злится.
— Меня огорчает, что я еще больше усугубила твое горе. А ведь просто пыталась помочь.
Джон хрипло смеется.
— Стелла-Кнопка, иногда ты меня чертовски сильно бесишь, но мне нравится то, как ты отважно за меня борешься. Даже если в процессе воюешь со мной.
Меня затапливает облегчение, забирая напряжение из коленей.