Я прижимаюсь сильнее, скользя бедрами между ее, и тут туман похоти прорезает громкий голос.
— У нас здесь дети, Стелла, — грубо произносит мужик. — И они пришли не ради шоу.
Стелла дергается, как будто ее ущипнули, и вырывается из моих объятий. Однако оставляет руку на моей груди. Это простое, собственническое действие заставляет меня прятать улыбку. Очевидно, сейчас не стоит щеголять дерьмовой ухмылкой. Пожилой мужчина с обветренным лицом смотрит на меня так, словно точно знает, о чем я думаю, и не одобряет этого.
— Хэнк, — начинает Стелла, слегка запыхавшись, — я не знала, что ты здесь.
— Не сомневаюсь, поскольку ты была занята другим, — шутливо отзывается Хэнк. Ему на вид от пятидесяти до шестидесяти. Сложно сказать. Глубокие морщинки веером расходятся от уголков глаз и располагаются на щеках. На темно-коричневой коже лба залегают глубокие морщины. Уж не знаю, всегда ли они присутствуют или появляются из-за хмурого взгляда, но я ставлю на первое.
Стелла смеется, и ее щеки розовеют.
— Да, Хэнк, была.
Он не менее восприимчив к ее улыбке, чем я, и его нахмуренные брови немного разглаживаются.
— Хорошо полетала?
— Великолепно. — Ее пальцы съезжают по груди в область сердца. — Это мой друг Джон.
Хэнк прищуривается.
— Друг, да?
— Хороший друг, — исправляется Стелла, совершенно невозмутимая и восхитительно счастливая.
Раз уж Хэнк стоит на месте, прожигая дыру в моем лбу, я делаю шаг вперед.
— Приятно познакомиться.
Он принимает мою руку и чертовски сильно сжимает ее. Но я с детства играю на гитаре, так что моя ладонь слишком крепкая, чтобы ее можно было сломать. Мы с Хэнком заканчиваем ничьей, и опускаем руки. Кивнув мне, он поворачивается к Стелле.
— Видел тебя в небе. Тангаж отклонился на градус в развороте без крена.
— Я знаю, — морщит нос Стелла.
— Она могла бы участвовать в соревнованиях, если бы захотела, — сообщает мне Хэнк и, несмотря на то, что, по словам Стеллы, мужчина не опекает ее, он точно гордится девушкой. — Или быть инструктором. Вопрос только в получении лицензии.
Стелла краснеет.