— Тогда полеты перестанут быть только для меня. Станут ограниченными ожиданиями и работой.
— Когда любишь свое дело, оно перестает быть работой, — высказывается Хэнк.
Он прав и неправ одновременно. Я люблю создавать музыку, играть на гитаре и петь. Я не мог дождаться момента, когда стану звездой. Но все это стало работой. Ожидания и стресс от выполнения бесконечных обязательств накладывают определенный отпечаток. Внезапно то, что я люблю, перестает быть чистым. Оно обретает собственную жизнь, и может истощить меня, если не проявлять осторожность. Так что я понимаю, почему Стелла не хочет превращать свою страсть в работу.
Я кладу ладонь ей на затылок, выражая молчаливую поддержку. Но она не нуждается в этом. Стелла слегка качает головой и негромко смеется.
— Это был бы отличный аргумент, Хэнк, если бы я на протяжении нескольких лет изо дня в день не слышала твоих жалоб на студентов.
Хэнк смеется таким хриплым смехом, как будто делает это довольно редко.
— Это правда, Стелла, детка.
Ветер поднимается, несется по земле и хлещет по верхушкам невысоких деревьев, окружающих аэропорт. Становится темнее, небо свинцово-серое от туч.
Хэнк смотрит наверх и хмурится.
— Вы возвращаетесь в город?
— Таков был план, — отвечает Стелла.
— Мы не успеем. — Стоит только заговорить, как начинается легкий дождь. Теперь в любую секунду ситуация ухудшится. Я смотрю на свою спутницу. — Мы на мотоцикле. Поверь, ты не захочешь ехать на нем под ливнем.
Она смотрит на небо.
— Нам придется какое-то время посидеть в ресторане. Не возражаешь?
— Кроме как с тобой, мне больше нигде не нужно быть.
Ее щеки розовеют после этих слов, а Хэнк прочищает горло, что звучит просто отвратительно.
— Почему бы вам не заглянуть на ужин? Коринн будет рада увидеться.
— Ох… я…
Взгляд Стеллы мечется ко мне, как будто она боится погасить мой пыл.
Откровенно говоря, мне, скорее всего, предстоит вечер косых взглядов Хэнка, потому что он с момента появления не перестает пялиться на меня. Но мужчина явно заботится о Стелле, и очевидно дорог ей.