Его женщина

22
18
20
22
24
26
28
30

Я закрутил с Ленкой. Потом со следующей девицей. В общем, понеслась душа в рай.

Все лето мы с Иркой не виделись. В августе я уехал в приятелями в Крым, в Судак, где мы вольно и весело прожили почти три недели. Когда вернулся, мать приказала мне «разобраться с дачей» – убрать, разобрать, привести в порядок. Она решила ее продать.

Это было ее право, меня это волновало мало, и, чтобы не создавать конфликта, я взял институтского приятеля Славку, и мы поехали с ним «приводить в порядок дачные дела». А на деле – пить пиво, читать, трепаться о жизни и просто пожить отшельниками.

Мать приехала через пару дней, хмуро кивнула нам обоим, прошлась по участку, пнула ногой пустые пивные бутылки на террасе и, бегло глянув на меня, бросила:

– Ну что ж! Ничего удивительного! Достойный сын своего отца.

Славка, мой кореш, испуганно хлопал глазами. Я равнодушно курил и усмехался.

– В общем, так, – сказала мать. – Три старые яблони спилить. Участок вымести и разгрести от сучьев. Разобрать мусорную свалку на заднем дворе. И в доме убрать. – Она брезгливо скривилась. – Ты меня понял, Максим?

Вместо меня кивнул испуганный Славка. Я все так же криво усмехался и смотрел в окно.

– На все про все ровно три дня! – повторила мать, обернувшись на пороге. – Ты меня слышишь? Через три дня приеду снова. И не одна – с покупателем!

Мы сразу сникли – свобода заканчивалась, безделье тоже. Мать умела поднять настроение. Вздохнув, мы принялись за дела. Славка прокомментировал скупо:

– Да, старик! Ну и маман у тебя!

Я молча кивнул, дескать, знаю.

А первого сентября Ирка в институт не пришла. Сколько я ни вертел головой, пытаясь отыскать ее в толпе, так и не увидел. Не было ее и на следующий день, и через три дня, и через неделю.

– А где Скворцова? – пытаясь казаться равнодушным, осведомился я у какой-то девицы из ее группы. – Не приболела ли случаем?

Все-таки она меня волновала – не чужой человек.

Девица глянула на меня с удивлением.

– А ты не знал? Ирка ушла. Забрала документы и тю-тю! И это с последнего курса. Ну не дура?

Я промолчал, новость меня ошеломила. И надо сказать, что – самое отвратное – на сердце у меня стало легко. Как здорово жить без Иркиного «ведьминского» черного глаза и вечного укора.

Теперь я уж точно вольная птица! Никому и ничего не должен, ура! Да, только что там с ней? И что за резкий шаг? Неужели из-за меня? Из-за нас? Ну, это полная глупость, а Ирка вовсе не дура. Ладно, так и быть, позвоню.

И я моментально, бодро и весело включился в новую жизнь. Ирке я так и не позвонил. Каждый день говорил себе, что надо, и каждый день откладывал этот неприятный момент, давал себе послабление. Я всегда давал себе послабление.