Крах Атласа

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ах да, – вздохнул Нико, – мне кажется, я тоже знаю текст этой песенки. Это хит-сингл с его платинового альбома «Не слипнется»…

– Ты ведь в курсе, – перебил Макс, – что он шесть лет по тебе сох? Это я так, хочу убедиться, что вы все проговорили. А то несколько месяцев прошло. – Он снова посмотрел на Нико, не выпуская руля новой крутой машины, с которой не боялся проскочить на красный и (почему-то) не платил часть налогов. – Я вовсе не наезжаю, типа я же говорил…

– На этой неделе ты только и делал, что наезжал на меня, просто не признавал этого, – ответил Нико. – Я даже больше скажу, ты наезжал, как бы не наезжая…

– …я хочу сказать: не отнимай у него этого. – Макс погрозил пальцем. – Картина неоднозначная, понимаю. Варик не фонтан, да и ты у нас юбочник тот еще… Зато Гидеон счастлив, хотя как уж он там понимает это самое счастье, будучи в плену у этих твоих Иллюминатов… Короче, ты понял, – закончил Макс. – Не обламывай его.

– Да не Иллюминаты это, – ответил Нико. – Так, чуваки знакомые.

– Как скажешь. Но и меня давай не обламывай. – Макс хлопнул Нико по плечу. Они к тому времени добрались наконец до платформы выгрузки при вокзале Гранд-Централ. – Ну все, пиздуй. И постарайся не вспоминать обо мне, пока вы там любитесь с Гидеоном, – посоветовал он.

– Чтоб я о тебе еще и думал! – ответил Нико, выбираясь из машины. – Хотя вот ты сказал, и мне кажется, что было бы прикольно…

– Мне-то не рассказывай, Николас! – прокричал ему вслед Макс. – Прям вот ни разу обо мне не думал?

Нико, не оборачиваясь, показал ему средний палец и пошел привычным путем на выход – минуя толпы сонных пассажиров и устричные бары; сбивая с толку следящие чары, настроенные специально на него и готовые активировать западню; исполняя все ту же свистопляску в тысячный, казалось, уже раз. Покидая реальный мир и переходя в измерение Александрийских архивов, он испытывал тривиальный набор ощущений. Как будто проходил через портал в сказочный мир, разве что здесь у него трескались губы и болезненно сводило мускулы.

– Я вернулся, – прокричал Нико, входя в особняк и направляясь через фойе к лестнице. Услышал вялый ответ (вроде Тристана) и устремился наверх, к себе, чтобы бросить вещи. Комната была та же, в которой он жил до того все два года, разве что изменилась пара деталей: на двери ванной висела футболка Гидеона, в ящике стола лежала пара носков Нико, свернутых аккуратными шариками, а то «чего они на полу валяются, такие разные и одинокие, грусть-печаль, Ники». Нико слабо улыбнулся, пошел вниз и по пути на площадке столкнулся с тем, кого совсем не ожидал тут увидеть.

– Привет, – сдержанно произнес Далтон Эллери, а Нико моргнул. Их прежний исследователь выглядел как-то иначе, но не только потому, что больше не жил здесь. Нико даже почувствовал смутный испуг. Видимо, из-за того, что Далтон не носил очков, или в том, что надел косуху, которая, как показалось Нико – несмотря на все свидетельства обратного, – когда-то была нереально крутой.

– Далтон? – Париса, конечно, предупредила, что он возвращается, и все же… – Ты какой-то…

– Смотрю, мою бывшую комнату заняли. А я тут с вещами приехал. – Он тряхнул сумкой за плечом.

– А те… – Нико нахмурился, решая сперва, как спросить у Далтона, один ли он, а потом – не опустошит ли его ответ на этот вопрос (минуты так на три, на пять – возможно). – Тебя Париса убедила прийти?

– Она сказала, что вы планируете провести эксперимент.

– Ну типа того. – Точнее, если удастся привлечь к делу Либби, как в теории, так и на практике, что пока оставалось неопределенным. А если кто и мог справиться с уговорами, так это Париса. Нико с трудом сдержался, чтобы не заглянуть Далтону за спину. – Она с тобой?

– Похоже, она утратила интерес к моим изысканиям. Увлеклась другими вещами, что вполне в ее духе. – В глазах Далтона промелькнуло нечто вроде нетерпения. – Займу тогда, пожалуй, ее прежнюю комнату.

– А… это, да, конечно. – В памяти чуть было не нарисовалась схема того, кто чью спальню теперь занимает. – Ну, это, в общем, ладно. Увидимся.

Далтон кивнул и быстро пошел дальше. В его походке ощущалось нечто новое. Какая-то странная… чванливость. Черт, а ведь правда, прикинул Нико: нельзя быть объектом страсти Парисы Камали и не позволять себе при этом хотя бы капельку зазнайства. О, а вот и чувство, которого Нико так боялся: не совсем опустошение; скорее, ностальгия по другим жизням, другим мирам.

Конечно, не в духе Парисы вот так внезапно остыть к чему-то, особенно к научным изысканиям, но Нико решил, что было бы слегка самоуверенно предполагать, будто он знает ее по-настоящему. Пожав плечами, он продолжил спускаться по лестнице. Заметил свет в читальном зале.