– Вкусная еда?
Либби рассмеялась, причем, похоже, неожиданно для себя самой.
– Ты серьезно?
– Абсолютно серьезно. Даже если не на что жить, всегда надо думать о еде, – пошутил Нико, и Либби снова рассмеялась.
– Ух ты, это так…
– Гедонистично с моей стороны?
– Наверное… да.
– А есть еще вендетта, – добавил он. – Это две самые важные составляющие жизни.
– Еда и месть?
– Да. – Нико рискнул взглянуть на Либби: она улыбалась. Первым порывом было испортить момент, и он не устоял. – А еще, – произнес Нико, развивая мысль, – шанс вернуться и сказать мне, что я все это время был прав насчет Фаулера.
Он приготовился, что сейчас Либби снова замкнется, спрячет свою боль и уже никогда не расскажет о ней, но тут она поджала губы, изобразив – он готов был поклясться – усмешку.
– Ты только в голову не бери, но, знаешь, – сказала Либби, – за последний год эта мысль не раз приходила мне на ум.
– О том, что я был прав?
– Нет, о том, что ты прав сейчас, а доставала меня эта идея, как какой-нибудь телепатический вирус, в прошлом. – Она заглянула ему прямо в глаза, и от неожиданности его сердце пустилось в галоп.
Тогда он поднес к губам заново наполненный до краев бокал и осторожно сделал большой глоток.
– Странно вот так сидеть тут, попивать марочное вино и болтать о твоем бывшем?
Либби снова рассмеялась, огорошенная во второй раз.
– Да.
– Чувство, что мы в претенциозном кино про замученных гениев.
– Точно.