– Дай мне телефон, – повторил Каллум, когда коп удалился, поддавшись внушению. Рэйна наконец отдала мобильник, при этом надувшись точно как Элис, несмотря на разницу в десяток лет.
Каллум открыл сообщения, которых, к слову, оказалось немного: списка не хватало даже заполнить экран. В самом верху была переписка с контактом без имени (точно Нико де Варона). Дальше – с Парисой (Каллум узнал ее номер по коду страны). Он открыл чат.
Первые два сообщения были написаны еще в начале недели:
Видела тебя в новостях.
У меня есть идея получше.
Другие два – всего несколько часов назад:
Вероятно, Атлас скоро за тобой придет. Поверь, Общество может идти лесом, и все остальные тоже.
У нас в лучшем случае пять месяцев. Распоряжайся ими, как хочешь, Мори. Найди меня, когда будешь готова поговорить.
– Париса дошла до точки, – сделал вывод Каллум, возвращая телефон Рэйне. – Это предложение мира. Ты ведь в курсе, что без поистине ужасного повода она бы не подняла белый флаг.
Рэйну это нисколько не тронуло. Жаль, хоть и предсказуемо.
– Она может на коленях приползти, это ничего не изменит. Не желаю выслушивать ее наставления. – Рэйна сунула телефон в карман и оглядела редкую толпу. – Тот коп был один?
– Пока нам ничего не грозит. – Доброе расположение духа Каллума немного ухудшилось. Из-за сообщения Парисы? Обычно, для того чтобы оценить чувства человека, ему нужно было находиться рядом с ним, однако ее эмоции он неким образом считал: в сообщении так и сквозило неимоверным чувством потери: «Общество может идти лесом, и все остальные тоже».
Для Парисы Камали что-то изменилось.
Вы припасли для меня нечто особенное? – спросил Каллум аппаратчицу Общества, Шэрон как там ее, ту, что вызвала его в штаб александрийцев поболтать о видах на будущее. Разговор походил на просьбы о пожертвовании из Греческого университета, которые Каллум до сих пор получал; универ вообще звонил всем своим выпускникам, справляясь об их делах и пополняя пресловутую коллекцию особо успешных. Общество же хотело знать: нет ли у Каллума интересов в политике или управлении государством. Не желает ли он расширить семейную империю? Как применит полученные знания? Знания, доступ к которым – привилегия?
«С вашими навыками, мистер Нова, мы настоятельно рекомендуем государственную службу», – сказала Шэрон.
Восхитительно. Волнительно. «А в каком министерстве?»
Шэрон не ответила. «Мы бы могли ускорить получение визы, если предпочтете остаться в Соединенном Королевстве».
«Вы знаете, на что я способен, – ответил Каллум. – И готовы подвергнуть такому население страны? Вашей страны?»
В ее ответе Каллум ощущал множество чувств: ответственность, горечь. Каждый человек был глубоко привязан хотя бы к чему-то одному, но Шэрон свою привязанность прятала так далеко, что казалась одной из тех немногих, кто смотрел на Каллума с искренним равнодушием: «Мистер Нова, позвольте объяснить вам одну вещь: я просто выполняю свою работу, а ваше мнение о моей эффективности никак на нее не влияет».
Больной ребенок, сообразил Каллум. Вот кто важен для Шэрон. Он видел, как дорого стоит эта привязанность. Работа давала право заглядывать в его досье, забив на последствия, и, возможно, была лакомым кусочком по сравнению со схожими позициями, обеспечивая отличный соцпакет и приличную пенсию. Но взамен Шэрон подписала документ о неразглашении и, вероятно, носила перманентные чары молчания… Каллум ненадолго сосредоточился и нашел их; кожа у края рубашки слегка зудела, там была небольшая татуировка. Шэрон смиренно хранила тайны Общества. Ведь это позволяло ей возвращаться домой к… дочери? Да, к дочери, которая все еще – вернее, пока что – жива.