Крах Атласа

22
18
20
22
24
26
28
30

– А еще кто-нибудь…

Шэрон снова покликала мышкой.

– Есть вероятность взлома с участием нелюдя, которого мы не в состоянии отследить. Отец и сестры Тристана Кейна защищают себя сами. Семья Феррер де Варона дружит с правительством своей страны и по умолчанию неприкосновенна. Нова…

Лицо Шэрон поплыло, в ушах загудела кровь. Париса не знала, как быть, когда от тоски сводит живот, а грудь разрывает от гнева. Обычно она себе такое, подобную горечь и злость, когда идешь пятнами, чувствовать не давала. Это бесцельно, бесполезно, бессмысленно, а она не из тех, кто позволяет себе расточительство. Всякая мысль в голове Парисы воплощала силу, за каждый миг ее времени другие готовы были убить. А что есть гнев, как не ослабление способности мыслить ясно? Что даст ярость, кроме тумана в суждениях?

Но сейчас… о, сейчас Париса Камали была охуительно зла.

– Как они узнали? Про меня. Про Наса. – Это неважно, сказал тихий и бесполезный внутренний голос. Неважно, как они все узнали. – Это был Форум?

– Да, мы так думаем. Вероятно, провели тайную операцию, задействовали спецназ, но инициатором определенно выступил Форум. – Атлас, моментально подумала Париса. Это его прокол. Он же сам признавался в ошибке. Вот сука. Он хоть и не пришел за Далтоном – или даже за самой Парисой, – но она совершенно точно убьет его. – Действовали очень четко, – продолжила Шэрон, – возможно, разведка. Скорее всего, ваш супруг отказался с ними сотрудничать.

О, ну конечно. В голове Парисы что-то поблекло или, напротив, возникло, приобрело смутные очертания. Ладно, проехали. Это все равно не происки Атласа; он слишком хорошо знал ее, должен был понимать, что нападение на Наса не принесет ни малейшей пользы. Это был кто-то глупый, кто-то бесконечно глупее Атласа, с абсурдными мотивами. Наверняка какой-нибудь американец или британец, единолично представивший Насера угрозой. Да, именно так все.

По иронии судьбы, в тот момент гнев был слишком силен, застил взор, не давал думать. У Парисы онемели кончики пальцев.

– Я-то думала, время будет, – сказала она; хотелось смеяться. – Думала, успею объяснить ему, что он со мной сделал. Объяснить так, чтобы понял. Я ведь была слишком юна, а он… как посмел?

Париса отвернулась, осознав, что так и стоит посреди кабинета.

Однако уже не могла остановиться:

– Я нуждалась в помощи и знала, что он не откажет. Знала, что он поможет и примет. Однако то, чего он ждал от меня в благодарность… это неправильно. Он заставил меня чувствовать себя должной. Да, он был добр, хорош, но не любил меня. При всем желании такое любовью не назовешь, а значит, это было неправильно. – Она задыхалась, как после пробежки. Или это ее душили слезы?

Шэрон сняла очки, некоторое время смотрела на стекла, а потом принялась протирать их. Париса хотела поблагодарить ее за этот неучтивый жест, своевременное напоминание о том, что мир не вращается вокруг ее личной беды.

– Короче. – Париса осторожно вернулась в кресло и оправила платье. – Уговор есть уговор. Вы мою просьбу исполнили. Чего ждете от меня?

Шэрон еще долго смотрела на свои очки, затем помассировала кончиками пальцев глаза. Ах да, точно, мигрень.

– Простите, – сказала Париса, подаваясь вперед. – Позвольте я слегка…

Она протянула руку, и Шэрон отпрянула. Однако Париса не обратила на это внимание. Коснулась лба Шэрон и потянула, как за локон волос. Болевые рецепторы обмануть было несложно, но мигрень вернется, если Шэрон не поспит, а она не поспит. Хотя так даже лучше. Сон для нее – трата времени, ведь ее дочери осталось немного.

– Надежды нет? – тихо спросила Париса. – Для Мэгги?

Если Шэрон и тревожило вмешательство в ее мысли, она этого не выдала. Лишь покачала головой.