— Скотт? Я Майкл Лайтнер. Моя дочь была…
— Я знаю, — мягко говорит Скотт. — Я ее помню.
Они стоят среди надгробных плит, окруженные белыми статуями памятников. Неподалеку от них возвышается купол мавзолея, на вершине которого хорошо видна скульптура монаха, держащего в руках крест. Он кажется совсем крохотным на фоне возвышающихся городских зданий. Скотту вдруг приходит в голову, что эти сооружения тоже похожи на огромные надгробные плиты и памятники — символы скорби.
— Я где-то прочитал, что вы художник, — Майкл, достав из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет, закуривает.
— Верно, я пишу картины, — отвечает Скотт. — Если считаете, что это делает меня художником, то да, вы правы.
— Я пилотирую самолеты и всегда думал, что это делает меня летчиком, — Майкл глубоко затягивается. — Хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали.
— За то, что я остался в живых? — уточняет Скотт.
— Нет. За мальчика. Однажды мне довелось совершить аварийную посадку в Беринговом проливе и какое-то время провести в море — правда, у меня был спасательный плот и кое-какие припасы. Так что я представляю, каково вам пришлось.
— Вы помните Джека Лаланна? — спрашивает Скотт. — Еще мальчишкой мне довелось побывать с родителями в Сан-Франциско, и я своими глазами видел, как он плыл через залив и еще буксировал за собой лодку. Он тогда показался мне Суперменом. И я записался в секцию плавания.
Майкл некоторое время молча размышляет над его словами. Он очень приятный человек, уверенный в себе, сдержанный, но ироничный.
— А я помню, как по телевизору показывали запуски космических ракет, — говорит он. — Нил Армстронг, Джон Гленн. Я сидел на ковре в гостиной, и мне казалось, что я чувствую жар от огненной вспышки во время старта.
— Вам удалось слетать в космос?
— Нет. Довольно долго я летал на истребителях, потом обучал других пилотов. В пассажирскую авиацию перейти так и не смог.
— Они вам что-нибудь рассказали? — спрашивает Скотт. — Про самолет?
Майкл расстегивает пиджак.
— С точки зрения механики все вроде бы было нормально. Во время утреннего рейса над морем пилот не сообщал ни о каких неисправностях, а на предыдущей неделе самолет прошел полное техническое обслуживание. Я видел послужной список Мелоди — он совершенно безупречен. Хотя исключать ошибку пилота никогда нельзя. Данных черных ящиков пока нет, но мне дали возможность ознакомиться с записями диспетчерской службы. Там тоже все чисто — никаких сообщений о неисправностях или сигналов бедствия.
— Стоял густой туман, — напоминает Скотт.
Майкл хмурится:
— Это только кажущаяся проблема. Возможна небольшая турбулентность из-за разницы температур, но не более того. Что же касается полета по приборам, то для современных самолетов это нормальная практика, которая не считается фактором риска.
Скотт видит, как с северной стороны появляется вертолет и летит вдоль реки. Он находится слишком далеко, чтобы можно было расслышать шум винтов.