С точки зрения самого Хекса и его руководства из комиссии по ценным бумагам и биржам, авиакатастрофу организовало одно из враждебных США государств, чтобы заставить молчать Киплинга и завести в тупик расследование. Возникает вопрос: когда именно Киплинги были приглашены лететь одним рейсом с Уайтхедами? Генеральный директор охранной фирмы, справившись с имеющимися у него данными, заявляет, что в день катастрофы в 11:18 поступил доклад от телохранителя семьи Уайтхед. В нем сообщалось о беседе с главным охраняемым лицом — Дэвидом Уайтхедом, условное обозначение Кондор, в ходе которой тот сказал, что Бен и Сара Киплинг полетят обратно в Нью-Йорк вместе с ним и его семьей.
— Скотт, — негромко произносит Гэс.
— Что? — переспрашивает Хекс.
— Художник, — поясняет Гэс. — Он сказал, что Мэгги пригласила Сару и ее мужа. Она сделала это утром в воскресенье на местном фермерском рынке. Скотт к этому времени тоже получил аналогичное приглашение. Проверьте по записям, но мне кажется, это произошло в пятницу днем. Он случайно встретил Мэгги и ее детей в какой-то кофейне.
Гэс вспоминает свой последний разговор со Скоттом, который происходил в такси рядом с кладбищем. Франклин надеялся выяснить все поподробнее, попросить Скотта вспомнить по минутам: как он поднимался на борт, как проходил полет — все до мелочей. Но ему помешали О’Брайен и Хекс.
«За отсутствием фактов мы рассказываем друг другу истории», — думает Гэс.
Именно этим занимаются и СМИ — Си-эн-эн, Твиттер, «Хаффингтон пост» — круглосуточными, ни на чем не основанными спекуляциями. Издания с более приличной репутацией стараются придерживаться фактов и строить свои комментарии на их основе. Однако остальные действуют иначе — придумывают версии, зачастую совершенно неправдоподобные, превращают трагедию в некое подобие мыльной оперы, в которой в качестве главных персонажей выступают донжуан-художник и его богатые покровители.
Гэс думает о маленьком мальчике, который живет теперь со своими тетей и дядей где-то в долине реки Гудзон. Два дня назад он ездил туда, сидел у них на кухне и пил травяной чай. Для допроса малолетнего ребенка не бывает подходящих моментов. Нет для этого и специальной методики. Трудно полагаться даже на воспоминания взрослых людей, а тем более — на слова малыша, перенесшего психологическую травму.
— Он очень мало разговаривает, — сообщила Элеонора, ставя перед Гэсом чашку с чаем. — С тех самых пор, как мы привезли его сюда. Доктор считает, что это нормально. Ну, не то чтобы совсем нормально, но и ничего необычного в этом нет.
Ребенок сидел на полу и играл с пластмассовым погрузчиком. Дав ему время привыкнуть к присутствию в доме постороннего мужчины, Гэс осторожно опустился на пол рядом с ним.
— Джей-Джей, — сказал он, — меня зовут Гэс. Мы с тобой уже встречались. В больнице.
Мальчик, подняв голову, прищурился, внимательно глядя на него, а затем снова занялся своей игрушкой.
— Я хотел немного поговорить с тобой про самолет. Про то, как ты летел на самолете с мамой и папой.
— И сестрой, — поправил Гэса мальчик.
— Верно. И со своей сестренкой.
Гэс сделал небольшую паузу, надеясь, что ребенок заговорит. Но мальчик молчал.
— Скажи, ты помнишь самолет? Я знаю, что ты был в самолете. Скотт сказал мне, что ты спал, когда он взлетел.
При упоминании имени Скотта ребенок поднял голову, но ничего не произнес. Гэс ободряюще кивнул ему.
— Скажи, ты просыпался до того, как…
Ребенок посмотрел на Элеонору, которая тоже уселась на пол неподалеку.