Самым опасным был тот диверсант, что тащил какой-то чемодан или большой брезентовый сверток к входу в склад. В него никто не мог попасть, потому что его никто не видел, кроме Буторина. Да и сам Виктор каждую секунду рисковал попасть под пули врага, потому что находился на открытом пространстве. Ему просто повезло, что никто из диверсантов не заметил, как Буторин выскочил из здания. Нет, заметили!
В легковой машине, которую из окна второго этажа видел Буторин, было четверо диверсантов. Неизвестно, под какими документами они проехали на территорию складов, но сейчас все четверо, одетые в форму старших командиров Красной армии, уже были снаружи. И успели натворить немало бед. На пороге штаба лежал убитый часовой с винтовкой. Рядом лежало тело офицера с зажатым в руке наганом. Чуть дальше, вдоль здания, еще трое убитых или тяжело раненных солдат. Вся группа из восьми человек сейчас держала под прицелом окружающую территорию, и никто не мог им помешать затащить взрывчатку, от которой детонирует весь складской боезапас. Но как они рассчитывают взорвать его? Смертники? Очень сомнительно!
Падая на землю под градом пуль, Буторин успел это понять. Если бы склады атаковали смертники, они бы уже давно ворвались внутрь и забросали стеллажи со снарядами гранатами. И сейчас все это хозяйство уже взлетело бы в небо! «Нет, эти ребята ненавидят нас, но хотят жить, – со злостью подумал Виктор. – У этих душонка слишком жидкая, чтобы жертвовать своей жизнью ради победы». Все эти мысли пронеслись в голове оперативника буквально за одну секунду. И падая, он, наконец, увидел Когана, который прятался за толстой кирпичной кладкой ступеней, ведущих ко входу в соседнее с высоким первым этажом здание.
Все решают секунды! Коган мог какое-то время прикрывать вход в артиллерийский склад. Но до него быстро доберутся диверсанты справа или слева. И они успеют затащить внутрь ангара свою адскую игрушку, взвести ее, наверняка в ней часовой механизм. А потом они будут прорываться наружу. И для этого у них тоже наверняка предусмотрен какой-то надежный вариант. Выход был один, решение было одно, и падая на землю, Буторин перекатился и спрятался за толстым стволом дуба от тех четверых, что стреляли со стороны легковой машины. Лежа на боку, оперативник прицелился. Он хорошо видел ноги диверсанта, тащившего бомбу. Длинная очередь, и человек с криком упал на землю. Брюки на его ногах мгновенно потемнели от крови. «Хорошо, попал», – с удовлетворением подумал Буторин. Водитель ЗИСа обернулся на звук очереди Буторина, но тут же упал, сраженный пулями.
Шквал огня обрушился на укрытие, кора дуба осыпалась на Виктора, пули впивались в мощный ствол, с визгом рикошетили от камня, за которым он лежал. Еще немного, и чья-то пуля достигнет цели. Буторин это хорошо понимал. Он понимал и то, что Коган видит его, видит, что напарник свалил человека, тащившего мину в склад. А значит, он сможет прикрыть его. Но лежать посреди двора нельзя. Диверсанты попытаются завершить операцию. И тогда Буторин бросился из-за дерева в сторону машины, вскочил и снова бросился в сторону, кувыркнувшись через плечо. Третий бросок был самым отчаянным и безрассудным, но Виктору повезло, и он оказался под прикрытием ЗИСа целым и невредимым. Пуля отскочила от кардана, еще одна ударилась в стальной диск колеса.
Осмотреть толком взрывное устройство Буторин не успел. Он лишь понял, что часовой механизм пока не взведен. Стрелка на табло стояла на нуле, а закрепленный на тросике большой ключ взведения механизма так и продолжал висеть сбоку. Он поднял голову и сразу с облегчением понял, что время они выиграли! Справа и слева уже бежали бойцы караула, стреляя на ходу. Оба «связиста» были убиты, и к складу подбегали человек десять автоматчиков. Потом Буторин увидел, как из-за ступеней выскочил Коган, без фуражки, стреляя на ходу. А потом он увидел три тела у входа и разворачивающуюся «эмку». Значит, кто-то из диверсантов пытается скрыться!
Буторин тоже поднял автомат, но тут перед машиной появились люди, видимо гражданские, служащие склада, а может, вольнонаемные из какого-то подразделения. «Эмка» вильнула, люди шарахнулись в разные стороны. Буторин чертыхнулся, но стрелять было уже поздно. Бросаться в погоню, как выяснилось, тоже. Ограждение из дощатого забора, перекрытого сверху колючей проволокой, вдруг полыхнуло огнем и дымом, и доски разлетелись в разные стороны. «Эмка» промелькнула в дыму и исчезла. Ругаясь на чем свет стоит, Буторин обежал вокруг грузовика и увидел, что Коган стоит на одном колене, склонившись к земле. Решив, что товарищ ранен, Виктор бросился к нему. Но оказалось, что Коган пытается добиться ответа от раненого диверсанта.
Подполковник Рубин громогласно отдавал приказы, и его зычный мощный голос было слышно издалека. Он удалил всех от стен склада и вызывал саперов для осмотра устройства, которое тащили внутрь диверсанты. Несколько человек уносили раненых. Тела убитых складывали у входа в здание штаба. Диверсантов отдельно. Коган зажимал на шее раненого артерию, но из-под его пальцев ручьем бежала кровь. Немолодой мужчина с четырьмя «шпалами» полковника на петлицах хватался за руку Когана и пытался подняться.
– Обманул, предал, – хрипел мужчина, силясь оглянуться по сторонам, но снова падал на землю, на руки Когана. – Сволочь, предатель… Бросил…
– Кто? – требовал ответа Коган, пытаясь остановить кровь. – Кто это был? Фрид? Вальтер Фрид, Федорчук?
– Убью, сволочь, – прохрипел мужчина, теряя сознание. – Он ранен… Догнать его, сукина сына… Он и других предаст, бросит…
Буторин присел рядом с другом, но тот уже опустил замершее тело на землю и сгибом руки вытер со лба пот. Кровь уже перестала бить пульсирующими фонтанчиками из шеи диверсанта. Она стекала по шее все медленнее и медленнее. Сердце перестало биться, перестало качать кровь.
– Ну, что ты успел у него узнать? – спросил Буторин.
– Ничего, – сокрушенно помотал Коган головой, медленно поднялся и посмотрел на здание штаба, возле которого укладывали убитых красноармейцев и диверсантов. Он вдруг злорадно хмыкнул: – А хорошо мы стреляем, Витя, правда? Мгновенно семерых убили. Чудо просто!
– Склад спасли. Там такая дура у них готовилась. Если бы она рванула, детонация была бы обеспечена. Полгородка снесло бы.
– Знаешь, Витя, – поморщился Коган, – в нашем деле сослагательное наклонение не должно звучать и играть какой-то роли. Либо было, либо не было, а гадать на кофейной гуще дело неблагодарное. Там результат и от сорта кофе мало зависит. А вообще-то он сказал, что их командир, который сбежал, и их предал, и других предаст, бросит.
– Тогда чего мы стоим? Может, он имел в виду, что есть еще часть группы, которая готовит такую же диверсию в другом месте? И он уехал раненым! Поехали, мы можем его догнать, хоть как-то постараемся настичь его! Иди вон в бочке с дождевой водой умойся, а я скажу подполковнику Рубину, чтобы передал через особый отдел информацию о раненом диверсанте в форме командира Красной армии и на машине.
Буторин и Коган и так понимали, что диверсант, да еще такой опытный и хитрый, как Фрид-Федорчук, будет избегать встреч с военными. Мало того, о нем будет сообщено, разосланы ориентировки, так его еще и будут активно искать по этим приметам. Раненый командир Красной армии – ярче приметы и не придумаешь. И он будет стараться уйти в безлюдное место, изменить внешность, спрятаться или, наоборот, удрать подальше от фронта, если не получится перейти на другую сторону.
Буторин вел машину, не обращая внимания на ухабы. Он объезжал только большие рытвины и промоины, часто съезжал на обочину, чтобы не сбавлять скорость. Он умудрялся одновременно вытирать руки какой-то тряпкой и держаться, чтобы на кочках не удариться головой о потолок кабины эмки, которую им дал подполковник Рубин.
– Врал Дмитренко, что у Фрида небольшая группа, – бросив тряпку на заднее сиденье, заключил Коган.