– А хрен его знает! – зло бросил Коган и сплюнул. – Я когда в трубу сунулся, он уже садился в машину справа. На пассажирское место. Машина рванула с места, ну я и стал стрелять. Целился в водителя. Ну, пошли смотреть! Ты слева обходи, а я справа.
Оперативники неторопливо стали обходить машину с двух сторон. Ожидать от диверсантов можно было чего угодно. Буторин, обходя машину слева, со стороны водительской двери, заметил, что в кабине кто-то есть. И, судя по разбитому заднему стеклу и двум пулевым пробоинам в задней части корпуса, пули Когана достали этого человека. Одна точно угодила в голову, а вот где второй, где Фрид, которого увозили на этой машине?
– Витя, тихо! – вдруг крикнул Коган. – Слушай! Слышишь? Что-то шипит.
Но Буторин теперь уже и сам услышал шипение, да еще с характерным потрескиванием. Еще два шага, и стало понятно: в траве шипел и бежал огонек по бикфордову шнуру. Он уже почти находился под капотом машины.
– Бежим, взорвется! – закричал он и бросился назад, падая в траву и откатываясь как можно дальше.
Взрывом машину чуть качнуло, но потом взорвались бензиновые пары в карбюраторе и бензопроводе. Оглушающий хлопок, следом за взрывом по глазам ударила яркая вспышка. С машины сорвало крышку капота, огненный шар вспух над двигателем и опал, разбрызгивая во все стороны огненные щупальца. Теперь очередь за бензобаком. Буторин и Коган прекрасно понимали, чем это им грозит, и, вскочив, бросились бежать подальше от машины. А через несколько секунд рванул бензобак.
Отдышавшись, оперативники уселись на траве под крайней березкой на опушке и стали тереть глаза, стучать себя по ушам, по голове, пытаясь восстановить слух и зрение. Коган потерял свою фуражку, Буторин прожег штанину на бедре. Они отряхивались, кашляя и растирая копоть на лице.
– Что там, в той машине? – наконец спросил Коган. – Пустая?
– Там, перед насыпью? – Буторин развел руками. – Я толком и осмотреть ее не успел. В ней никого не было, а рвануть могла так же, как и эта. А тут еще твою стрельбу услышал, ну и бросился на помощь. Подумал, что ту машину мы и потом сможем обследовать. Кровь на водительском сиденье я успел увидеть. Фрид ранен.
– Ну раз он ранен, то далеко и быстро ему не уйти, – поднимаясь, сказал Коган. – Видать, он своего проводника сжег, местного агента. Теперь нам и личность его не установить. Все сгорело.
Идти пришлось быстро и внимательно смотреть по сторонам и под ноги. Фрид, естественно, будет торопиться к лесу. По крайней мере, там он не будет в пределах прямой видимости своих преследователей. Сейчас здесь, на ровном луговом участке, пусть и обильно поросшем кустарником, молодой древесной порослью, взрослому мужчине спрятаться негде. Но вот на скорую руку замаскироваться и устроить засаду он вполне мог, зная, что преследователей всего двое. А если он понимает, что двое – это те, кого он видит? А должен он опасаться того, что весь район может быть оцеплен. Он просто обязан это подозревать. А значит, Фриду сейчас не до засад и ловушек. Драпать ему надо, и как можно быстрее. А он не может быстрее, потому что ранен. И Буторин в машине увидел столько крови, что вполне можно было предположить, что рана не пустяковая и крови диверсант потерял много. Он испытывает слабость, головокружение, а может, и жар уже начался.
– Крепкий мужик. – Минут через двадцать Коган кивнул на небольшой склон, ведущий из низинки на бугор и дальше к лесу. – Смотри, он здесь забирался. Вот и след от окровавленной ладони. Нога соскользнула.
– Давай-ка поторопимся, – предложил Буторин. – Боюсь, у него нервы сдадут, когда силы кончатся. Запаникует и застрелится, чтобы к нам в руки не попасть.
– Давай поторопимся, – согласился Коган. – Только такие, как этот Фрид-Федорчук, не паникуют, не кидаются, не стреляются они. Такие до последнего хватаются за жизнь. Повидал я их! Актеры хорошие, играют свою роль, что не подкопаешься, веришь, что сломался он, готов все признать и всех сдать, а он в последний момент, когда никто не ожидает от него, нападает на конвойного и сбегает. Нет, Витя, у вас в разведке все иначе. А меня следственная работа многому научила, приходилось изо дня в день копаться в их дерьмовых душонках.
– А потом мы с тобой оба оказались в камере, и другие следователи копались в наших душах! – со злостью вставил Буторин.
– Это другое, Витя, – спокойно отозвался Коган и указал рукой вперед. – Вон он, видишь? Хромает и за левую руку держится. Пригнись, пригнись! Оглядывается он. Пусть думает, что мы потеряли его след.
– Давай опять разделимся, – предложил Буторин, лежа на животе на краю овражка. – Я левее возьму. Там метров через сто можно через молодняк незаметно пройти к лесу. А ты правее бери. Через кустарник пройдешь, только пригибайся пониже.
Коган, соглашаясь, кивнул. Он тоже понимал, что раненый будет очень часто оборачиваться. Положение у него скверное, а то, что за ним кто-то идет, он понимал. И машину, едущую за ним, видел. И своего проводника мертвого взорвал и сжег для того, чтобы мы подумали, что это он там, в кабине. Слабенькая, но надежда, что мы его потеряем. Этот человек сейчас хватается за любую соломинку, чтобы выжить. А дальше будет только сложнее, понимал Коган, основываясь на своем личном опыте. Чем больше они с Буториным будут наступать ему на пятки, чем плотнее будут загонять его в угол, тем опаснее будет вести себя диверсант. Для него задача сейчас – вырваться любой ценой.
Добежав под прикрытием склона до ближайшего густого кустарника, Коган снова выглянул, увидел мелькающую среди молодого осинника спину диверсанта и поспешил за ним. Бежать пришлось гусиным шагом, на полусогнутых ногах. Пусть успокоится беглец, пусть думает, что оторвался. Сейчас главное – не догнать, а дать ему успокоиться, тогда будет проще выбрать удачный для захвата живьем момент. А брать надо только живьем, и никак иначе.
Ноги устали невероятно от такого необычного способа передвижения, но на четвереньках, на коленях идти было бы еще хуже. Да и медленнее получилось бы. Добравшись до леса, Коган с наслаждением выпрямился, встал в полный рост и потряс ногами, расслабляя мышцы. Где этот гад? Не потерять бы. В последний раз около минуты назад его голова виднелась вон там, среди сосенок. Стараясь двигаться плавно, без резких движений, которые сразу заставляют обращать на тебя внимание даже неопытного наблюдателя, Коган двинулся вперед, держась правее предполагаемого пути движения Фрида. Буторина Борис не видел, да это сейчас было и не важно. В крайнем случае он мог бы взять диверсанта и в одиночку. Тем более раненого. «Не спеши, – уговаривал сам себя Коган. – Дай ему устать, выбиться из сил. Он станет не таким внимательным, не таким быстрым в движениях. Этот человек опасен даже раненый и усталый, но он менее опасен, чем здоровый. Значит, пусть устает и выбивается из сил».