Движение слева заставило Когана замереть и начать всматриваться в зелень леса. «Неужели я обогнал Фрида?» – с сомнением подумал Коган, но потом узнал в сгорбленной фигуре, сидящей на траве, Буторина. Едва Коган сдвинулся с места, как Виктор повернул голову и призывно махнул напарнику рукой. Подойдя, Коган увидел примятую траву и следы крови на паре травинок. Остальные кто-то торопливо попытался вытереть.
– Он здесь делал себе перевязку, – заключил Буторин. – И он очень торопился. Смотри, видишь две нитки? Он здесь отрывал подол от нательной рубахи, использовал его вместо бинта. Мне кажется, что он не снимал гимнастерку, а перевязывал руку поверх рукава. Заметно будет издалека.
– У него жар, он пить хочет. – Коган выпрямился и повел носом. – Нет здесь родника, и колодцев нет. Он пойдет к населенному пункту. Ему отлежаться надо, попить. Да и поесть тоже. В какой-нибудь заброшенной баньке попытается залечь на время.
Буторин достал карту и разложил на траве. Во всей округе был только один населенный пункт. Да и населенным пунктом его назвать было сложно – молочная ферма на опушке лесочка на краю очень большого луга, посреди которого имелся пруд. Виктор постучал ногтем по карте.
– Сюда пойдет! До деревни километров десять, а до фермы едва ли больше километра. Есть предложение, Боря! Ты у нас следователь, работник бумаги и чернил. А я «в поле» всю жизнь. Ты иди по следу, а я сделаю крюк бегом и выйду к ферме со стороны лесочка. Вот здесь, – Буторин ткнул пальцем в карту.
– Кто бы спорил, – усмехнулся Коган. Потом он серьезно посмотрел на напарника и негромко сказал: – Ты поосторожнее там, Витя. Давай без геройства и лихачества.
Буторин улыбнулся, ткнул напарника кулаком в плечо и, подхватив автомат, побежал по лесу. Трава была невысокой, деревья на этом участке росли не очень плотно, и ему удавалось бежать, не сбавляя скорости и не особенно петляя. Чуть пригибаясь, он подныривал под ветви берез, обегал торчащие лапы елей, успевал смотреть вперед и по сторонам. На открытом участке Буторин взял правее и пробежал вдоль опушки, заметив проселок, тянувшийся вдоль леса как раз в сторону фермы. Через минуту на дороге показалась телега, груженная бидонами из-под молока. Правил лошадьми мужчина с пышными усами, которому было лет пятьдесят. Среди бидонов, свесив с телеги стройные ноги, сидела девушка в ситцевом платочке. На миг Буторин залюбовался ее ногами, но потом одернул себя. Так ведь телега движется к ферме! А там диверсант будет искать укрытия! А если не один, если он целенаправленно шел сюда, если его здесь ждут другие? Как там, у железной дороги, где его ждал проводник на машине. Выбежать на дорогу и велеть поворачивать оглобли? Нет, лучше опередить и добежать до фермы раньше. «Пока я разговариваю и убеждаю себя, – подумал Буторин, – Борис успеет добраться туда, а меня там нет, а он будет рассчитывать на меня». И Буторин побежал быстрее, стараясь срезать путь и пересечь небольшой овраг поперек.
Коган остановился у крайнего дерева и посмотрел на телегу. Только этого не хватало! Лучше бы, конечно, чтобы на ферме никого не было, тогда проще было бы взять Фрида. А теперь? Ах ты, черт возьми! С расстояния метров четыреста он увидел, как из леса наперерез телеге метнулась темная фигура. Что-то там произошло. Незнакомец (а это, скорее всего, был диверсант) запрыгнул на телегу, и лошадь понеслась. Один бидон свалился с телеги и покатился по дороге. «Не успели», – с горечью подумал Коган и побежал по лесу догонять телегу. Стараясь не выпускать из виду подводу, он добежал до крайнего дома, а потом юркнул в кусты. Нет, если тут ждали Фрида, он бы не стал так рисковать и хватать мужика и девушку. Он паникует! Нет тут никого, никаких его помощников. И приняв это решение, Коган перебежал вдоль дома и присел у небольшого забора.
Он снова увидел телегу. Она стояла возле большого сарая с настежь распахнутыми широкими створками. Лошадь понуро опустила голову и переминалась с ноги на ногу. Людей не видно и не слышно. Но все, очевидно, в этом сарае. Коган приподнялся и осмотрел территорию фермы, насколько это было возможно с его позиции. Три дома, жилые. Наверное, для тех, кто работает на ферме. Два больших сарая, несколько стогов сена за ними на лугу. Чуть дальше – три длинных деревянных сарая. Там когда-то держали коров. Сейчас, судя по отсутствию вообще какого-либо движения, скотины на ферме не было. Угнали, вывезли.
Буторин появился со стороны луга из-за крайнего стога сена. Он медленно поворачивал голову, осматриваясь, и тогда Коган приподнялся из-за забора так, чтобы напарник его увидел. Он поднял руку и сделал движение, указывая на сенной сарай, возле которого стояла запряженная в телегу лошадь. Буторин недовольно покачал головой. Положение осложнялось. Но тут случилось неприятное. Из соседнего дома вышла женщина, в платке и фартуке, с двумя ведрами в руках, и направилась к открытому сараю.
– Федор? – громко позвала она. – Ты чего запропастился там? Ты Зинаиду захватил? Зинаида приехала с тобой?
«Ну вот, – подумал Коган. – Вот вам и примета – баба с пустыми ведрами!» Буторин тоже увидел женщину и мгновенно исчез за стогом. Коган потрогал доски на заборе и, к своему удовлетворению, нашел ту, что держалась на одном верхнем гвозде. Отогнув ее снизу, он прополз в дыру и так же ползком двинулся к сараю. И в этот момент раздался женский визг, а потом хлестко прорезали тишину фермы два пистолетных выстрела. Коган вскочил, но тут же присел снова, услышав, что в сарае кто-то говорит. Голос был угрожающий, резкий. Он что-то приказывал. Чтобы незаметно подойти к сараю, миновать открытые настежь створки дверей, придется сделать крюк и обойти весь двор. И тут из сарая вышла та самая женщина. Одной рукой она держалась за грудь, за сердце, второй рукой платком зажимала рот. Волосы растрепанные, в глазах ужас. Она отошла в сторону и обессиленно уселась на старую колоду и закрыла лицо руками.
Посидев немного и собравшись с силами, женщина поднялась и, бормоча что-то жалобное, поспешила в дом. Коган обошел дом с другой стороны и, выждав пару минут, постучал снаружи в окно. Потом еще и еще. Тут же появилось бледное лицо перепуганной женщины. Увидев мужчину в советской военной форме, она ахнула и стала непослушными пальцами дергать шпингалет, чтобы открыть окно. Коган приложил палец к губам, чтобы дать понять, что шуметь нельзя. Наконец окно распахнулось, и оперативник влез в него.
– Он в сарае? Он там один?
– Нет, – отчаянно замотала женщина головой и разрыдалась. – Там Федор, сторож наш, и Зиночка, племянница моя. Кто ж это такой-то? В крови весь, убить грозится! Фашист, что ли? Бандит?
– Фашист, милая, фашист! – перебил женщину Коган. – Сейчас мы его схватим. Ты, главное, скажи: других там нет? Других фашистов, бандитов на ферме нет?
– Никого нет, товарищ, никого. Мы только тут, у нас коровки две. Одна отелилась, теленочек еще слабенький. Не смогли перегнать с другими.
– Почему он стрелял, чего хотел? – снова остановил женщину Коган.
– Да я так перепужалась, что опрометью хотела броситься наружу, а он как выстрелит, тут у меня ноги и подогнулись. Говорит, еды чтобы принесла и чем перевязать раны, промыть, лекарства. Федора по голове ударил. Тот без сознания лежит, только стонет, а девочку мою, Зиночку, за ножку веревкой привязал к себе. Убить всех грозится, коли не исполню, что велел. Господи, что же творится-то на белом свете, как же мне жить-то…
– Все-все, успокойся! – Коган обнял женщину и прижал к себе, поглаживая по волосам. – Сейчас всех спасем. Ничего не бойся. Как зовут-то тебя, хозяюшка?