— Но вы должны рассказать нам все об этом человеке. Чтобы больше он никому не причинил зла. Тем более вам.
— Я расскажу, — охотно согласилась женщина. — Его зовут Герман Александрович Новиков. До войны он работал в минском горисполкоме. Не помню точно кем, но это и не важно. Поговаривали, что он из немецких дворян, но он всячески это отрицал. Хотя, как мне кажется, это было правдой… А потом, когда пришли немцы, — она нервно сглотнула, — он пошел к ним на службу. Я его видела в немецкой форме. А сегодня встретила здесь, в Липене. Он быстро шел по улице мне навстречу. С каким-то злобным выражением лица. И на меня еще так посмотрел… Господи, он узнал меня. — Она все же не выдержала и расплакалась.
Рябцев осторожно погладил ее по плечу.
— Хана, успокойтесь, — ласково произнес он. — Лучше опишите его.
Сорокина вытерла слезы.
— Постарше вас будет. Лет тридцать пять ‒ тридцать семь. Светлые волосы, но не блондин.
— А шрама на руке нет? — Коновалов показал на сгиб кисти. — Вот здесь.
— Шрама? — Женщина задумалась. — Кажется, был. Как после ожога.
Офицеры переглянулись.
— Хана, посидите пока дома и никуда не выходите, — сказал Николай. — Мы обязательно придумаем, как помочь вам. Обещаю, что мы не дадим вас в обиду.
Она кивнула.
— Давайте я провожу вас в комнату, — предложил капитан. — Вам сейчас лучше успокоиться и поспать.
— Только на работу сообщите, пожалуйста, — тихо попросила Хана.
— Обязательно. Где вы работаете?
— На телефонной станции.
Проводив женщину до ее комнаты, Рябцев вернулся на кухню и закурил. Коновалов тоже вытащил папиросу из пачки.
— Ты же не куришь, — удивился Василий.
— Второй раз за полдня это слышу, — усмехнулся Николай и чиркнул спичкой. — Раньше баловался, а сейчас вот…
— Ладно, я понимаю, можешь ничего не объяснять. Коля, это он. Это Пан.
— Я в этом даже не сомневаюсь. Но теперь мы хотя бы знаем его имя.