Нина только кивала, глядя в глаза этому незнакомому старшему лейтенанту. Но она почему-то ему верила, верила каждому его слову. Она послушно взяла автомат и прижала его к груди, как самую большую драгоценность. Алексей опустился на одно колено и, взяв раненого под спину и под колени, встал. Монах не был особенно тяжелым, но нести придется долго и далеко. Если не повезет, конечно.
Под гору идти было, конечно, легче, но Зыков боялся торопиться, чтобы не споткнуться и не упасть вместе с раненым. Он шел уже минут десять, чувствуя, что руки у него буквально отваливаются. Еще немного! Нет, хватит. Алексей остановился и позвал Нину: «Помоги!» Они вдвоем опустили старика на траву, и Алексей принялся ходить вокруг, разминая руки, снимая напряжение. Он прикинул расстояние. Наверное, около километра прошел. А до дороги не меньше десяти. Но беда в том, что уставать он будет с каждым разом все быстрее и быстрее. Значит, и расстояние, пройденное между остановками на отдых, будет все меньше и меньше.
Он снова поднял монаха на руки и пошел. Нина семенила то рядом, то забегала вперед, вовремя предупреждая о больших камнях на пути, о промоинах, куда могла угодить нога. Алексей шел и старался отгонять мысли о своих руках, об усталости. Он старался думать о вещах абстрактных, о Лидочке из госпиталя, где он лежал, о Самохине, с которым они так сдружились. Вспомнилось, как Самохин, увидев Зыкова на поле боя, вдруг схватился за оружие… Мысли мыслями, а руки одеревенели и не держали. Еще немного — и уроню, снова решил Алексей.
— Нина, идите скорее сюда! Помогайте… Кладем.
— Носилки нужны, так вы долго его не пронесете, — сдерживая слезы, сказала Нина, когда они положили старика, и она посмотрела на его лицо с закрытыми глазами.
Дышал монах плохо, прерывисто и с какими-то судорожными вздохами. Из уголка рта понемногу вытекала кровь. «Черт, не донесу ведь, — подумал Зыков. — И сделать ничего нельзя. Тут волшебная палочка нужна, не меньше. Палочка… Носилки бы сделать самые простые, чтобы на шею повесить и руками придерживать. Такие можно минут по тридцать нести. Все-таки вес будет распределен». Зыков поднялся и стал озираться по сторонам. Нет! Ни одного деревца в округе, не из чего жерди сделать. Да и нечем. А может…
Зыков посмотрел на себя, на портупею и быстро начал ее расстегивать и снимать. Нина удивленно смотрела, что делает старший лейтенант, как он соединяет и застегивает ремни, чтобы получилась большая петля. Надел на себя через одно плечо, примерился. Теперь она поняла, что хочет сделать молодой человек. Она сняла с себя вязаную кофту, длинную и почти уже безразмерную от времени, вытянувшуюся. Подошла к ногам раненого, примерилась и стала связывать рукава. Зыков кивнул.
И вот он понес раненого по-другому. Под спину, под руки продеть ремень от портупеи, перекинуть через свое плечо, через второе плечо и под колени старика петлей из кофты Нины. Нести стало намного легче, особенно если на неровностях почвы придерживать руками тело человека. Так и тряска меньше, и старику не так больно. Но монах, кажется, окончательно потерял сознание.
Машина появилась через час. Из города возвращалась колхозная полуторка с пустыми молочными бидонами. Водитель так резко затормозил, когда Нина с горящими глазами отчаянно выбежала ему наперерез с автоматом в руках, в одной юбке и сорочке, что два пустых бидона вылетели из кузова на землю. Потом водитель и дородная женщина в белом халате увидели офицера, который, закусив от напряжения губу, нес на руках старика.
— Банду мы уничтожили, — расхаживая по кабинету, перечислял Бойко. — На опознание трупов мы привезли людей из села, на которое они напали, и тех, кого они осматривали и обыскивали недалеко от контрольного пункта. Их всех опознали. Это одни и те же люди. Принадлежность второй машины установили. Обстоятельства ее похищения объективные и исключают сговор с водителем или руководством автохозяйства. Кто же у них остался? Сам руководитель? Возможно, если это не тот, кто сам себя случайно поджег во время боя.
Бойко поежился и сморщился, вспоминая, как кричал и горел человек. Запах горелой плоти тогда был такой сильный, что перебил запах горючей смеси. И он достиг даже ноздрей Зыкова и Гараева, которые находились далековато от места боя. Алексей слушал капитана, разрисовывая на листке бумаги карандашом четырехгранную башню со звездой на шпиле и раскрашивая на ней тени. Бойко пытался размышлять вслух. Придется как-то менять тактику, учитывая результаты этого боя.
— А если это именно боевая часть диверсионной группы? — предположил Зыков. — Допустим, снайпер или снайперы — это отдельная группа. А есть еще и руководство, которое само на операции не ходит, а только размышляет в каком-нибудь подвале и отдает приказы. И рапорты выслушивает. Может такое быть?
— Может быть и такое, — спокойно согласился Бойко. — Структура группы может быть любая, учитывая цели, ради которых они здесь. Если они намерены захватить паровоз, то в группе есть и железнодорожники.
— Какой паровоз? — удивился Зыков, перестав рисовать.
— Это я к слову, — отмахнулся капитан. — Это просто допущение. Цели-то мы не знаем. И кто-то стрелял в этого монаха. Зачем? Первое, что приходит в голову, это то, что стрелял он в тебя или в Серегину.
— Зачем ему стрелять в Серегину? — пожал плечами Алексей. — В меня зачем — понятно.
— Ох, не верю я все-таки в такие совпадения, — пробормотал Бойко. — Слишком все вокруг этой вашей Нины мутно, как в тумане.
— Да нет там ничего мутного. Любовь у них с Гараевым, хотела перед мужиком хорошо выглядеть. Это же все женские штучки. Белье красивое шелковое у подруги выменивала после дежурства. А оглядывалась, идя ночью по улице, так это объяснимо. Ночь, никогда и не знаешь, кто страшнее: патруль или грабители. А в развалины она заходила чулок поправить.
— Веришь ты ей… — снова угрюмо пробормотал Бойко.
— Верю, и Гараев верит ей! — отрезал Алексей и посмотрел на часы. — Слушай, Гараева все нет. Я не могу так, я был с ним и бросил его, когда он побежал искать снайпера.