– В Форте Борха нам очень помогли, – сказал доктор Портильо. – Дали нам проводников, лоцманов. Ты должен поблагодарить полковника, Хулио, напиши ему несколько строк.
– Полковник – прекрасный человек, сеньор Реатеги, – сказал Фабио Куэста. – Очень услужливый, очень энергичный.
Они могут начать действия против бандитов, если получат приказ из Лимы, дружище, самое лучшее было бы, если бы Реатеги побывал в столице и похлопотал о том, чтобы вмешались военные, тогда все уладилось бы. Да, старина, дело стоит того.
– Мы не хотели им верить, сеньор Реатеги, – сказал Фабио Куэста. – Но все скупщики говорили нам одно и то же и клялись всем на свете, что это святая правда. Не может быть, чтобы они сговорились.
Дело обстоит очень просто, дружище: когда скупщики приезжают в становища, они не находят там ничего, ни каучука, ни кожи, только чунчей, которые плачут и бьют себя в грудь: нас ограбили, нас ограбили, бандиты, дьяволы, и так далее.
– Он поднялся по Сантьяго с доном Фабио, который был губернатором Санта-Мария-де-Ньевы, и с солдатами из Борха, – сказал Фусия. – А до этого они побывали у агварунов, и у ачуалов тоже, – выспрашивали, что и как.
– Да ведь я же их встретил на Мараньоне, – сказал Акилино. – Разве я тебе не рассказывал? Я два дня провел с ними. Это было, когда я во второй или в третий раз плыл на остров. И дон Фабио, и этот второй – как ты сказал, Портильо? – засыпали меня вопросами, а я думал – ну, теперь ты за все заплатишь, Акилино. И перетрусил же я.
– Жаль, что они туда не добрались, – сказал Фусия. – Представляю себе, какое лицо сделалось бы у адвокатишки, если бы он меня увидел, и что он рассказал бы этому псу Реатеги. А что сталось с доном Фабио, старик? Он уже умер?
– Нет, он по-прежнему губернатор Санта-Мария-де- Ньевы, – сказал Акилино.
– Я не так глуп, – сказал доктор Портильо. – Моей первой мыслью было, что раз это не скупщики, значит, чунчи – они повторяют уракусскую историю с кооперативом. Поэтому мы и отправились в становища. Но оказалось, что и чунчи не виноваты.
– Женщины встречали нас с плачем, сеньор Реатеги, – сказал Фабио Куэста. – Потому что бандиты забирали не только каучук, лечекаспи[56] и шкуры, но, разумеется, и молоденьких девушек.
Дело было неплохо задумано, старина: Реатеги авансировал деньги скупщикам, скупщики авансировали деньги чунчам, а когда чунчи возвращались из лесу с каучуком и шкурами, эти негодяи нападали на них и забирали все, не вложив ни сентаво. Ну разве это не прибыльное дельце? Он должен ехать в Лиму и хлопотать, и чем скорее, тем лучше, Хулио.
– Почему ты всегда брался за грязные и опасные дела? – сказал Акилино. – У тебя это просто мания, Фусия.
– Все дела грязные, старик, – сказал Фусия. – беда в том, что у меня не было начального капитальца: когда есть деньги, можно безопасно обделывать самые скверные дела.
– Если бы я тебе не помог, тебе пришлось бы уехать в Эквадор, – сказал Акилино. – Сам не знаю, почему я тебе помог. Из-за тебя я провел страшные годы. Я жил в вечном страхе, Фусия, каждый день ждал беды.
– Ты помог мне потому, что ты хороший человек, – сказал Фусия. – Самый лучший, какого я знал, Акилино. Если бы я был богатым, я оставил бы тебе все мои деньги, старик.
– Но ты не богат и никогда не будешь богатым, – сказал Акилино. – Да и на что мне были бы твои деньги, когда я вот-вот умру. В этом мы малость похожи, Фусия, оба подходим к концу такими же бедняками, как родились.
– Распространилась целая легенда о бандитах, – сказал доктор Портильо. – Даже в миссиях нам говорили о них. Но монахи и монахини тоже мало что знают.
В одном селении агварунов в Сенепе какая-то женщина сказала нам, что она их видела и что среди них были уамбисы, – сказал Фабио Куэста.
– Но от ее сведений было мало толку. Вы ведь знаете чунчей, сеньор Реатеги.