– Когда доходит до дела, мужчины всегда скисают, – сказала Чунга.
– Не все, Чунга, – возразил Болас. – Если бы он задел меня, я бы ему ответил.
– Он был вооружен, и немудрено, что непобедимые испугались, – мягко сказал Молодой. – Страх, как и любовь, свойствен человеку, Чунга.
– Подумаешь, философ, – сказала Чунга. – Поменьше бы умничал.
– Жаль, что ребята не ушли в этот момент, – сказал арфист.
Семинарио вернулся за свой столик, и непобедимые тоже, но на их лицах уже не было и следа прежнего веселья. Пусть только он напьется, они ему покажут, хотя нет, ведь у него револьвер, лучше потерпеть до другого раза, а почему бы не сжечь его грузовичок? Он здесь, рядышком, возле Клуба Грау.
– Лучше выйдем и оставим его здесь взаперти, а сами подожжем Зеленый Дом, – сказал Хосефино. – Только и делов: вылить пару жестянок керосина да чиркнуть спичкой. Как отец Гарсиа.
– Он вспыхнул бы, как сухая солома, – сказал Хосе. – А за ним и поселок, и даже стадион.
– Лучше спалим всю Пьюру, – сказал Обезьяна. – Вот заполыхало бы, из Чиклайо было бы видно.
– А пепел долетел бы до самой Лимы, – сказал Хосе. – Но только надо было бы спасти Мангачерию.
– Еще бы, ясное дело, – сказал Обезьяна. – Уж мы бы что-нибудь придумали.
– Мне было лет пять, когда случился пожар, – сказал Хосефино. – Вы что-нибудь помните?
– Как он начался, не помню, – сказал Обезьяна. – А на следующий день мы пошли туда с ребятами из нашего квартала, но нас прогнали фараоны. Говорят, те, что первыми прибежали, растащили пропасть барахла.
– Я помню только, что пахло гарью, – сказал Хосефино. – И что виден был дым, и что много деревьев обуглилось.
– Пойдем попросим старика, чтобы он нам рассказал. Угостим его пивом, – сказал Обезьяна.
– Разве это не вранье? – сказала Дикарка. – Или они говорили о другом пожаре?
– Мало ли что болтают пьюранцы, девушка, – сказал арфист. – Не верь ни единому слову, когда они говорят про это. Чистые выдумки.
– Вы не устали, маэстро? – сказал Молодой. – Скоро семь, можно идти домой.
– Мне еще не хочется спать, – сказал дон Ансельмо. – Посидим, пока переварится завтрак.
Облокотившись на стойку, непобедимые уговаривали Чунгу: пусть она позволит ему посидеть с ними, что ей стоит, они только немножко потолкуют, пусть милая Чунга не будет злючкой.