– Мне так жаль!
– Пожалуйста, не забывайте меня.
Она дотрагивается до его лица.
– Я никогда не смогу тебя забыть, Коди, никогда.
Марвин, аккуратно взявшись за ручки инвалидного кресла, увозит ее. Коди провожает ее взглядом, пока она не исчезает в темном коридоре. Потом он пытается собраться с духом. Когда стихает грохот закрывающейся двери, он подходит к койке, садится и прячет лицо в ладонях.
Вечер. 8.50. При новом звуке зуммера Коди встает, чтобы взглянуть, кто там еще. Это Джек Гарбер, он медленно бредет, засунув руки в карманы брюк, без своих обычных папок и бумаг под мышкой.
– Верховный суд сказал «нет», – сообщает он тихо и уныло. – Еще только что позвонили от губернатора и тоже с плохой новостью.
– Больше не стоит молиться? – Как Коди ни храбрится, у него поникают плечи, падает подбородок.
– Дела плохи, Коди. Больше ничего не осталось. Я все испробовал, использовал все возможности.
– Все кончено?
– Прости, Коди. Мне надо было действовать как-то иначе…
– Перестаньте, Джек. Не упрекайте себя. Вы десять лет за меня боролись, прямо как лев.
– Да, боролся и проигрывал. Ты должен был победить, Коди. Ты не заслуживаешь смерти. Ты был ребенком, ты никого не убивал, не ты нажал на спусковой крючок. Я тебя подвел, Коди.
– Нет, не подвели. Вы воевали до самого конца.
– Мне так жаль…
– Не надо, Джек. Я спокоен и готов уйти.
– Ты всегда оставался храбрецом, Коди. У меня никогда не бывало таких храбрых подзащитных.
– Я справлюсь, Джек. А если и дальше что-то есть, то мы еще увидимся по ту сторону.
Коди подходит ближе, просовывает руки сквозь прутья решетки и треплет Джека по плечу. Они обнимаются, насколько это возможно, когда между ними решетка, и долго так стоят. Потом Джек делает шаг назад, вытирает глаза, отворачивается и уходит. Коди смотрит ему вслед.
Он закрывает глаза и, тяжело вздохнув, подходит к телевизору и включает его пультом. На экране губернатор в роскошном кабинете, он, стоя на фоне строя лизоблюдов с постными лицами, говорит в дюжину микрофонов, расположенных перед ним: