– Все же я вытянул из тебя истинную цель твоего приезда, первосвященник из Шилома. Мои деяния! – язвительно воскликнул он. – Мои деяния! Как умно ты выбираешь слова, первомыслитель и первописец, они звучат мягко и ласково, а тяжестью своей проламывают череп! – Горькое веселье захлестнуло его. – Подумать только: каким изобразят меня люди, подобные тебе, таким и увидят меня потомки.
Елеад промолчал. Он не знал, чем кончится этот взрыв. Он не предвидел, что Иеффай разгадает истинную цель его приезда. А может, и сам все испортил, не вовремя открыв Иеффаю свои взгляды, и теперь тот посмеется над ним и прогонит обратно, за Иордан.
А Иеффая все еще трясло от бешенства. Но удивительно: при этом священнике он даже в гневе не терял головы, а думал и соображал. В сущности, у него не было причин гневаться на Елеада, наоборот, он должен быть ему благодарен. Елеад был мудр и умен, не чета тщеславному и властному Авияму. Раз уж он, Иеффай, все равно совершил свой великий и бессмысленный подвиг, Елеад хотел этим воспользоваться – разве он был не прав? Пролитая кровь не должна бесследно исчезнуть в земле и огне. Священник хотел придать смысл великому ужасу, порожденному этой кровью, – разве он был не прав?
Иеффай принял решение, и решение завладело им целиком. Он встал перед Елеадом, слегка наклонился к нему и спросил с нарочитым лукавством:
– Подскажи мне, умный и мудрый священник, посоветуй, как мне поступить, чтобы истории, которые ты расскажешь обо мне потомкам, звучали не слишком гадко? Может, послать Ефрему столько воинов, сколько он прислал мне? Кажется, их было тринадцать сотен?
Елеад облегченно вздохнул. И в голосе его звучали радость, приязнь и искреннее уважение, когда он ответил:
– Одно лишь известие, что Иеффай участвует в войне, отпугнет Ханаан. С нас хватит и семерки твоих воинов.
В душе Иеффая что-то ожило. Этот человек понимал все с полуслова, с ним он мог говорить так, как в прежние времена говорил с друзьями. И он пошутил:
– Я вел переговоры с царем Васана Авиром, большим мастером торговаться, и с царем Нахашем, самым ловким и изворотливым из восточных князей. Но ты, первосвященник Ефрема, лучше их обоих умеешь хитрыми словами влезть в душу того, кто должен бы быть твоим врагом.
– Не называй себя моим врагом, Иеффай, – возразил Елеад. – У нас с тобой общий путь. Моим словам удалось задеть тебя за живое, а ты двумя-тремя фразами сделал больше для спасения Израиля, чем сделал бы острый меч любого другого и тысячи воинов в придачу.
Он повернулся к выходу из шатра. Но Иеффай задержал его, сказав:
– Прежде чем отправишься восвояси, окажи мне одну услугу, первосвященник. Только не обижайся! Скажи мне на прощанье «шолом».
13
Иеффай выступил в поход с восемью тысячами воинов и множеством осадных орудий, перешел Иордан и окружил Газер и Иебус, мощные крепости хананеев; тем самым он отрезал крепости от основного войска, стоявшего в ожидании битвы на северной равнине. Так он избавил западный Израиль от угрозы на юге и высвободил все его силы, возглавляемые Таханом, для решающей битвы на севере.
Иеффай подумал было принять в ней участие, но вспомнил Елеада, его всезнающие, проницательные глаза с поволокой и привычные к письму пальцы, которые занесут на таблицы его дела. И решил ограничиться более важной, но неблагодарной задачей – продолжить осаду неприступных крепостей, предоставив Тахану счастье и блеск битвы.
Тахан разбил ханаанское войско, и Иеффай вернулся на восточный берег Иордана без воинской славы.
Но весь Израиль считал его своим спасителем.
Он и на этот раз пошел в погребальную пещеру, чтобы отчитаться перед покойным отцом. «Я воевал в Ханаане, – сказал он ему. – А славу победителя уступил военачальнику Ефрема. И на обоих берегах Иордана все знают, что в час грозной беды спас Израиль твой сын, и всем ясно, что писцы нарекут эти годы „годами Иеффая“. Но заплатил я за свою славу чудовищно высокой ценой. Не мне, отец мой, суждено продолжить твой род, его продолжат другие твои сыновья, деловые, порядочные и заурядные. Победа не принесла мне радости. Душа тоскует и ждет того дня, когда меня отнесут к тебе, в пещеру».
Но в Галааде многие были недовольны, что Иеффай уступил славу победителя ненавистному Ефрему.
Больше всех огорчался Авиям. Почему Иеффай упустил случай приумножить славу Галаада среди колен Израилевых? Старый священник был уверен, что Иеффай сделал это назло ему, чтобы только его Массифа, его Ковчег и его Престол не стали центром притяжения для всего Израиля.