В середине октября 1966 года Линь Бяо прямо обвинил Лю Шаоцы и Дэн Сяопина в том, что они «подавляли массы и противодействовали революции»[271]. Лю и Дэну пришлось выступить с покаянными речами. Но они не взяли на себя ответственность за «буржуазную реакционную линию» и «ревизионизм», что не устроило Мао. В конце декабря в Пекине, а потом и в других городах начались демонстрации под лозунгами «Долой Лю Шаоци! Долой Дэн Сяопина!», «Доведем кровавое сражение с Лю и Дэном до конца!» А 1 января 1967 года на стене особняка Лю Шаоци в Чжуннаньхае появилась надпись: «Долой китайского Хрущева Лю Шаоци!»[272]. После этого Лю и его жена начали подвергаться публичным издевательствам и унижениям. 13 января он попросился в отставку, но Мао его не отпустил. Маршала Пэн Дэхуая били более ста раз, сломали ребра, искалечили лицо и отбили легкие, а потом посадили в тюрьму. Такая же участь постигла маршала Хэ Луна, подвергшегося аресту и избиениям. Он объявил голодовку и умер 9 июня 1969 года. А 22 июня покончил с собой затравленный цзаофанями и хунвэйбинами Ли Лисань.
Дэн Сяопину повезло больше. Его заставляли выступать с самокритикой, надевали на голову дурацкий колпак, ставили на колени, но его смерти Мао не допустил. 22 октября 1969 года вместе с женой и мачехой Дэна выслали в провинцию Цзянси, в лагерь трудового перевоспитания для кадровых работников.
Начиная с января 1967 года с санкции Мао по всему Китаю начали создаваться новые органы власти – революционные комитеты, состоявшие из представителей хунвэйбинов и цзаофаней, офицеров НОАК и преданных Мао кадровыx партийныx работников. После того как 11 и 16 февраля 1967 года на заседании руководящего центра произошла перепалка между сторонниками и противниками продолжения «культурной революции», Мао обратился к противникам «культурной революции» с гневной речью: «Группа по делам культурной революции осуществляет линию 11-го пленума. Ее ошибки составляют 1, 2, ну, может быть, 3 процента, в то время как заслуги – 97 процентов. Если кто-то выступает против Группы по делам культурной революции, я решительно выступаю против него! Вы пытаетесь свергнуть Группу по делам культурной революции, но у вас ничего не выйдет! Товарищ Е Цюнь, передай Линь Бяо, что он тоже в опасности. Кое-кто хочет отобрать у него власть, и он должен быть настороже. Если нынешняя культурная революция потерпит поражение, он и я уйдем из Пекина назад в горы Цзинган, чтобы развернуть партизанскую войну. Вы говорите, что Цзян Цин и Чэнь Бода плохи. Ну что ж! Давайте сделаем Чэнь И главой Группы по делам культурной революции, арестуем Цзян Цин и Чэнь Бода, а затем казним их! Давайте отправим Кан Шэна в ссылку! Я тоже уйду в отставку, а вы можете позвать Ван Мина, чтобы он вернулся и стал Председателем»[273].
После этого Мао передал функции Политбюро ЦК КПК и Госсовета КНР Группе по делам культурной революции. Тем временем на местах возникали группы сопротивления террору хунвэйбинов и цзаофаней. В июне 1967 года между враждующими сторонами начались вооруженные столкновения. Особенно ожесточенными они были в Ухани, где помощь выступавшему против «культурной революции» союзу «Миллион героев» оказал командующий Уханьским и Хубэйским военными округами генерал Чэнь Цзайдао. Всего в Ухани были убиты более 100 хунвэйбинов и цзаофаней, а около 2000 – тяжело ранены. Узнав об этом, Мао поспешил в Ухань, но не смог погасить страсти и даже вынужден был на самолете бежать в Шанхай. Он решил срочно распустить союз «Миллион героев» и поддерживавший его уханьский гарнизон. Чэнь Цзайдао и политкомиссар Уханьского военного округа Чжун Ханьхуа 27 июля были сняты со своих постов. Верные Линь Бяо войска разоружили гарнизон Ухани и ликвидировали союз «Миллион героев».
Тем временем в августе 1967 года хунвэйбины захватили МИД, союз «Миллион героев» и здание британского посольства. Мао в ответ арестовал несколько ультралевых членов Группы по делам культурной революции, а затем обвинил их в шпионаже в пользу Гоминьдана и СССР. В начале сентября 1967 года Мао заговорил и о возможности политической реабилитации большой части репрессированных партийных работников. В середине октября 1967 года Госсовет принял постановление о немедленном возобновлении занятий в школах и университетах, что возвращало хунвэйбинов в учебные классы. Руководящая роль в ревкомах теперь отводилась армии. 6 из 29 председателей ревкомов провинций были генерал-полковниками, 5 – генерал-лейтенантами, 9 – генерал-майорами, а остальные – армейскими политкомиссарами. Из 29 первых секретарей парткомов провинций 22 принадлежали к высшему генералитету.
Бесчинства хунвэйбинов грозили выйти из-под контроля. Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти, поэтому уже в начале июля 1968 года Мао потребовал немедленно прекратить беспорядки, от которых уже ощутимо страдала экономика. Он бросил против хунвэйбинов и цзаофаней армию, которая только и смогла навести порядок, укротив молодежную стихию. В Наньнине, столице Гуанси-Чжуанского автономного района, в августе 1968 года произошли кровопролитные столкновения между хунвэйбинами и НОАК. Погибло 2 324 человека, около 10 тысяч были брошены в тюрьмы, 50 тысяч человек остались без крова, так как их дома были разрушены артиллерией.
В ходе «культурной революции» были репрессированы десятки и сотни тысяч руководителей разных уровней, обвиненных в приверженности «духу капитализма». Многие из них покончили с собой. Точное число и даже порядок жертв Великой культурной революции не изучен по сей день. Только в Пекине за август-сентябрь 1966 года хунвэйбинами были убиты 1772 человека, заподозренные в принадлежности к «каппутистам», т. е. сторонникам капиталистического пути, а в Шанхае – 1238 человек (704 из них сами свели счеты с жизнью, будучи не в силах снести издевательства). Вероятно, число убитых и покончивших с собой в ходе «культурной революции» составило несколько десятков тысяч человек. По другим оценкам, погибло около 1 миллиона человек. После смерти Мао Цзэдуна утверждалось, что репрессиям в той или иной форме подверглось 100 миллионов человек. 12 миллионов бывших хунвэйбинов и цзаофаней были депортированы в сельскую местность, в лагеря трудового перевоспитания, где они перeвоспитывались вплоть до смерти Мао.
В октябре 1968 года расширенный пленум ЦК подвел итоги «культурной революции». Он исключил из партии Лю Шаоци. Пленум констатировал: «Под водительством пролетарской революционной линии Председателя Мао Цзэдуна, под руководством пролетарского штаба во главе с Председателем Мао Цзэдуном и заместителем Председателя Линь Бяо, в результате двухлетней исключительно сложной и чрезвычайно острой классовой борьбы небывало широко и полностью подняты многомиллионные народные массы, при поддержке Народно-освободительной армии Китая после многократных классовых схваток были в конце концов разгромлены представляемый Лю Шаоци буржуазный штаб, пытавшийся узурпировать руководство партией, правительством и армией, и его агентура на местах и была отнята обратно узурпированная ими часть власти»[274].
На IX съезде КПК, прошедшем с 1 по 24 апреля 1969 года, положение о том, что министр обороны маршал Линь Бяо является «продолжателем» дела Мао Цзэдуна, было внесено в устав партии[275]. Но проблемой было то, что Линь Бяо страдал расстройством психики, вероятно, из-за употребления наркотиков, а потому часто болел. Он жаловался на сильные головные боли, рвоту, сердцебиение, бессонницу и нервное расстройство. У Линь Бяо был конфликт с Цзян Цин и другими ультралевыми, а также с Чжоу Эньлаем, и маршал опасался впасть в опалу. Его сын Линь Лиго, 25-летний лейтенант ВВС, был руководителем оперативного управления штаба ВВС и имел от отца особые полномочия. Лиго пользовался большой популярностью. В марте 1971 года он разработал план захвата власти с использованием ВВС и элитных подразделений 20-й и 38-й армий, находившихся в прямом подчинении Линь Бяо. План переворота получил название «Проект 571». 8 сентября 1971 года, опасаясь, что на сентябрьской партконференции он будет смещен со всех постов, а возможно, и арестован, дал санкцию на реализацию «Проекта 571». 11 сентября 1971 года Линь Лиго планировал убить Мао при возвращении его поезда из Шанхая в Пекин. Но Мао внезапно изменил маршрут. О заговоре стало известно Центральному бюро безопасности КПК. 13 сентября Линь Бяо с семьей и другие заговорщики пытались бежать в СССР на самолете. Мао не разрешил сбивать самолет Линя: «Дождь будет падать с небес. Вдовы будут вновь выходить замуж (по традиционным китайским понятиям вторичное замужество для вдовы – это позор. –
Глава десятая
Ссора с СССР
Маршал Малиновский и маршал Пэн Дэхуай. 1958 год
Чжоу Эньлай
Николае Чаушеску принимает китайских и советских делегатов. 1965 год
Вскоре после «октябрьского переворота» в Москве, свергнувшего Хрущева, во время визита в Москву китайской партийно-правительственной делегации произошел характерный эпизод с участием министра обороны СССР маршала Р.Я. Малиновского. Здесь у нас есть уникальная возможность сравнить советскую и китайскую версии инцидента, который на долгие годы определил атмосферу заморозков в советско-китайских отношениях.
Сначала советская версия происшедшего, основанная на записи беседы, сделанной советской стороной. 8 ноября 1964 года, перед официальным обедом, глава делегации, премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай жаловался Брежневу, Косыгину, Микояну, Андропову и Громыко: «Как вы знаете, наша партия и правительство направили в Москву делегацию во главе со мной для того, чтобы выразить чувство дружбы и принять участие в торжествах по случаю 47-й годовщины Октябрьской революции. Вы также подтвердили мнение о том, что этот приезд является дружественным актом.
Тем не менее вчера на приеме в Кремлевском Дворце съездов, где присутствовали, в частности, журналисты из западных стран, министр обороны СССР т. Малиновский публично обратился ко мне с оскорбительными и провокационными вопросами. Сначала он заявил мне о том, чтобы мы, китайцы, не занимались фокусами в политике. Я понял смысл того, что хочет сказать т. Малиновский, и решил перевести разговор на другую тему. Я сказал ему, что эти фокусы – вещь простая, надо открыть кулисы, и их можно увидеть. Однако т. Малиновский на этом не остановился и пошел еще дальше. Он заявил о том, что мы не должны позволять никакому черту замутить наши отношения. Я не успел спросить т. Малиновского, какого черта он имел в виду, как он продолжал говорить о том, что советский и китайский народы хотят счастья, и пусть никакие Мао и Хрущевы нам не мешают.
Вопрос ясен: это провокация и оскорбление. Я не поддался на провокацию и, повернувшись в другую сторону, хотел уйти, т. к. буквально рядом с нами стояли американские корреспонденты и слушали. В это время подошли другие советские маршалы, а т. Малиновский продолжал говорить. Однако я его не слушал, и мой переводчик не переводил. Но другой переводчик слышал сказанное т. Малиновским. Тов. Малиновский, по существу, заявил: мы в Советском Союзе свергли Хрущева, а теперь вы свергайте Мао Цзэдуна. Затем т. Малиновский продолжил разговор с т. Хэ Луном. Он сказал т. Хэ Луну, что у него красивая маршальская форма. На это т. Хэ Лун заметил, что лучше носить френч. Тов. Малиновский согласился с этим и добавил, что лучше носить телогрейку, а затем заявил: “Эту нашу форму на нас насобачил Сталин, а вашу форму на вас насобачил Мао”. Тов. Хэ Луном было сказано, что говорить подобным образом – это ошибочно и неправильно.
Я, – продолжал Чжоу Эньлай, – уже говорил т. Микояну, что лично я слышал лишь первую часть этих высказываний т. Малиновского, где он говорил о том, чтобы никакие Мао и Хрущевы нам не мешали. Я бы мог поступить и по-другому: ответить т. Малиновскому и продолжить наш разговор, что наверняка вызвало бы потрясение у всех присутствующих. Так должен был бы поступить на моем месте любой честный коммунист, тем более, – подчеркнул Чжоу Эньлай, – что речь идет об оскорблении нашей делегации, нашей партии, вождя китайского народа, а также и оскорблении меня лично.
Если бы я пошел на такой шаг, то с моей стороны это был бы нормальный, справедливый и необходимый поступок. Конечно, можно было бы предпринять и другой шаг – обратиться к руководящим товарищам КПСС и Советского правительства с серьезным протестом вчера же на приеме. Тогда, по-видимому, возник бы спор, т. к. возникла бы необходимость выяснить все обстоятельства на месте. Мы, как коммунисты, имели право поступить и таким образом. Однако мы не приняли этих мер, поскольку указанный инцидент имел место сразу после выступления с тостом т. Малиновского, в котором он критиковал американский империализм. Затем т. Малиновский стал обходить всех присутствующих, а я подошел к советским маршалам, чтобы предложить выпить за дружбу наших двух народов и за дружбу между нашими армиями. В этот момент т. Малиновский и выступил со своим оскорбительным провокационным заявлением. Если бы мы сразу дали ему отпор, то тем самым это явилось бы хорошей “пищей” для корреспондентов западных империалистических стран.