Лю Шаоци и Чжоу Эньлай, в отличие от Мао, продолжали говорить о «новодемократическом государстве», «новодемократическом строительстве» и т. п. Имитацией «новодемократического курса», как для внешнего, так и для внутреннего потребления, служил Народной политический консультативный совет Китая (НПКСК), основанный на базе единого фронта КПК и марионеточных партий. Он был созван компартией в Пекине в конце сентября 1949 года, и Мао был избран его председателем. Формально НПКСК играл роль Учредительного собрания, и все новые органы власти формировались от его имени. Фактически же НПКСК был чистой воды декорацией, так как 8 марионеточных партий и организаций, подчинившихся коммунистам, никакой самостоятельной роли играли. К тому же армия находилась под полным контролем КПК.
Весной 1951 года партийные руководители провинции Шаньси предложили ускорить кооперирование деревни. Лю Шаоци в ответ в июле 1951 года разослал от имени ЦК документ, где предложение шаньсийцев назвал «ошибочной, опасной, утопической идеей аграрного социализма». Но Мао два месяца спустя дезавуировал этот документ[213].
Советский дипломат О.Б. Рахманин вспоминал: «19 ноября 1957 г. Мао Цзэдун в моем присутствии говорил: Сталин считал, что он (Мао Цзэдун), «хотя и коммунист, но настроен националистически», и «высказывал опасение, что рецидивы национализма в Китае могут дать опасные результаты». «Сталин нас подозревал, у него над нами стоял вопросительный знак»»[214].
На Всекитайском совещании по вопросам финансово-экономической работы в Пекине с 14 июня по 12 августа 1953 года были подвергнуты те лидеры партии, которые пытались проводить в жизнь некоторые элементы «новой демократии», и в том числе сохранить условия для развития частного капитала. На заседании Политбюро ЦК 15 июня 1953 года Мао подверг критике Лю Шаоци и его единомышленников: «Есть и такие, которые после победы демократической революции топчутся на одном месте. Они не понимают, что характер революции изменился, и вместо социалистических преобразований продолжают заниматься “новой демократией”. А это порождает правоуклонистские ошибки»[215].
На совещании Лю Шаоци, Дэн Сяопин и министр финансов Бо Ибо, автор налогового законодательства, уравнивающего государственные и частные предприятия, вынуждены были выступить с покаянными речами. Чжоу Эньлай поддержал Мао и обвинил Бо Ибо в «неискренности по отношению к партии»[216]. На совещании по вопросам финансово-экономической работы была утверждена новая генеральная линия на построение социализма. 15 июня на Политбюро Мао заявил: «Генеральная линия и генеральная задача партии в переходный период состоит в том, чтобы в течение 10–15 лет или немногим больше завершить в основном индустриализацию страны и социалистическое преобразование сельского хозяйства, кустарной промышленности, капиталистической промышленности и торговли»[217].
На похороны Сталина Мао не поехал. Возможно, потому, что незадолго до смерти Сталина сотрудники МГБ, работавшие в Пекине, с помощью своей агентуры установили микрофоны в спальне и некоторых других комнатах резиденции Мао. Когда подслушивающие устройства обнаружили, Мао послал Сталину ноту протеста. В ответ генералиссимус, изобразив святую невинность, заявил, что ни сном ни духом не ведал, как нехорошо ведут себя в Китае некоторые сотрудники МГБ! Но извинения все-таки принес[218].
Разногласия между Мао и Сталиным возникли и по поводу выхода на экран в феврале 1952 года советского фильма «Пржевальский», где китайцы были показаны не лучшим образом. ЦК КПК попросил Москву отказаться от показа картины на фестивале в Карловых Варах в Чехословакии. Но министр кинематографии СССР И.Г. Большаков по указанию Сталина послал в Пекин телеграмму, продиктованную самим Сталиным, где назвал китайскую критику «неправильной и глубоко ошибочной». Далее в телеграмме говорилось: «Надо сказать, что и у нас, в Советском Союзе, в свое время у некоторых историков и художников националистического толка наблюдались, и сейчас еще встречаются, попытки приукрасить историю, скрыть историческую правду… Были у нас и такие люди, которые требовали – не издавать больше сочинений Гоголя, так как он изображает в своих произведениях только черные, отрицательные стороны русской жизни и тем оскорбляет русских. Эти господа… были отброшены прочь партией как негодные элементы. Мы, русские коммунисты, считаем таких господ опасными людьми, шовинистами, отравляющими массы ядом национализма и подрывающими основы критики и самокритики, основы коммунистического метода воспитания масс»[219]. Мао, конечно, догадался, кто именно подлинный автор телеграммы, и она не прибавила у него симпатий к советскому вождю.
От былого восхищения Сталиным у Мао к тому времени мало что осталось. Председатель КПК не мог простить советскому вождю унижения, которому тот подверг его во время первого визита в Москву. Мао понимал, что Сталин относится к Китаю не как к равноправному партнеру, а как к зависимой от Советского Союза стране. Но сталинские уроки установления и поддержания диктатуры с помощью послушной воле диктатора партии Мао усвоил хорошо и следовал им всю жизнь.
21 марта 1953 года Чжоу Эньлай, прибывший на похороны Сталина, подписал в Москве протокол о товарообороте между СССР и КНР на 1953 год. 15 мая было подписано соглашение о предоставлении СССР технической документации и полных комплектов оборудования для строительства к концу 1959 года 91 крупного промышленного предприятия в Китае. Также было ускорено строительство 50 объектов, начатое ранее. Новое советское руководство в лице Маленкова, Хрущева, Берии и Молотова стремилось привязать КНР к СССР экономическими мерами.
Председатель Госплана КНР Гао Ган собирался сместить со своих постов Лю Шаоци и Чжоу Эньлая, причем пост второго заместителя председателя ЦК КПК рассчитывал занять сам, а пост премьера Госсовета передать главе Организационного отдела ЦК КПК Жао Шуши. О намерениях Гао Гана стало известно Мао. Гао и Жао обвинили в сектантстве. Гао Ган был арестован и 17 августа 1954 года умер в тюрьме – по официальной версии, покончил с собой. Жао Шуши получил 10 лет тюрьмы.
В 1954 году началась научная дискуссия по поводу романа XVIII века «Сон в красном тереме» Цао Сюэциня. В романе рассказываетcя об упадке трех поколений семейства Цзя. Впервые в китайской литературе Цао Сюэцинь показал переживания героев и смену их настроений, что сделало роман самым популярным произведением китайской классики. Научная дискуссия быстро переросла в кампанию против интеллигенции, обвиненной в симпатиях к западной буржуазной идеологии. В ходе кампании было арестовано более двух тысяч человек.
Параллельно разворачивалось дело врачей, лечивших вождей компартии. Вероятно, Мао использовал опыт советского «дела врачей», фальсифицированного в последние годы жизни Сталина. Китайских врачей, как и их советских коллег, обвинили в антипартийной деятельности и попытках отравить своих высокопоставленных пациентов. По словам современника, эта кампания «была тяжелой наукой. Человек в Китае не имел никаких прав. Каждый должен был повиноваться своим начальникам безоговорочно. Малейшее необдуманное слово могло быть воспринято как неповиновение начальству и обрушить на вас гнев государства. Для критики созывали “митинги борьбы”; для унижения людей соответствующим образом настраивали “массы”. Индивидуум стал крохотной шестеренкой огромной и сложной машины. Малейшее недовольство или отклонение от установленных норм поведения – и шестеренку выбрасывали прочь»[220].
В марте 1955 года по решению Всекитайской конференции КПК началась кампания против «контрреволюционеров», т. е. всех тех, кто сомневался в правильности курса на строительство социализма. Было репрессировано более 80 тысяч человек. За вторую половину 1955 года более 190 тысяч членов партии, опасаясь репрессий, сами явились в органы общественной безопасности с самооговорами. Более 4 тысяч человек покончили с собой. В 1954–1955 годах также была репрессирована часть бывших дичжу и богатых крестьян.
В 1955 году Мао собирались присвоить звание Генералиссимуса КНР и специально для него в 1954 году сшили форму генералиссимуса. Но Мао эту идею отверг. Он не хотел иметь никакого воинского звания, чтобы не быть частью никакой иерархии, даже возглавляя ее, а предпочел оставаться над всеми иерархиями. Кроме того, Мао, по всей вероятности, не хотел, чтобы его имя ассоциировалось с Чан Кайши, который носил звание генералиссимуса.
20 сентября 1954 года на первой сессии Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) была принята Конституция КНР. Был учрежден пост Председателя КНР, на который избрали Мао, его заместителем – Чжу Дэ, а председателем Постоянного комитета ВСНП – Лю Шаоци. Премьером Государственного совета (ранее – Государственный административный совет) остался Чжоу Эньлай.
Тем временем в СССР основная власть сосредоточилась в руках Хрущева, в сентябре 1953 года ставшего первым секретарем ЦК КПСС. Он стремился улучшить отношения с КНР и видел их более равноправными, чем при Сталине. Хрущев готов был предоставить Китаю крупный долгосрочный кредит и оказать экономическую помощь. В сентябре 1954 года Никита Сергеевич заявил на Пленуме ЦК: «Мы упустим исторический шанс построить и закрепить дружбу с Китаем, если… не поможем проведению в жизнь важнейших мероприятий в предстоящем пятилетии по социалистическому индустриальному развитию Китая»[221].
29 сентября Хрущев прибыл в Пекин на торжества по случаю пятилетия КНР. Были подписаны соглашения о предоставлении Китаю долговременного займа на 520 миллионов инвалютных рублей, о расширении технической помощь в строительстве 141 промышленного предприятия на 400 миллионов рублей и содействии в возведении дополнительных 15 индустриальных объектов, а также о передаче китайской стороне советской доли в четырех совместных акционерных обществах и о возврате Китаю военно-морской базы в Люйшуне. Были аннулированы секретные соглашения, предоставлявшие СССР привилегии в Маньчжурии и Синьцзяне. СССР согласился помочь Китаю в разработке атомного оружия и подготовке специалистов-атомщиков. По словам Мао, тогда они с Хрущевым «установили отношения взаимного доверия»[222]. Но много лет спустя советский лидер вспоминал этот визит по другому: «Когда… мы поехали в Китай в 1954 г. и провели несколько бесед с Мао, я потом сказал товарищам: “С Китаем у нас конфликт неизбежен”. Такой вывод я сделал из реплик Мао и из обстановки, созданной вокруг нас. Она была азиатской: вежливая до приторности, предупредительная до невозможности, но неискренняя. Мы любезно обнимались и целовались с Мао, плавали вместе в бассейне, болтали по разным вопросам, душа в душу проводили время. Но это выглядело до приторности слащаво и противно. Отдельные же вопросы, которые возникали и вставали перед нами, настораживали нас. А самое главное, я почувствовал и еще тогда сказал об этом всем товарищам, что Мао не сможет примириться с тем, чтобы существовала какая-нибудь другая компартия, а не китайская, которая бы даже в какой-то степени верховодила в мировом коммунистическом движении. Он не потерпит этого. Если бы Сталин прожил еще немного, тот же конфликт разразился бы раньше и получился бы полный разрыв между СССР и Китаем»[223].
В конце 1954 года Хрущев решил предоставить Китаю более 1400 технических проектов крупных промышленных предприятий и свыше 24 тысяч комплектов различной научно-технической документации. В марте 1955 года СССР согласился финансировать строительство еще 16 промышленных объектов, а в апреле – помочь Китаю в развитии ядерных технологий в мирных целях. Москва помогала также создавать китайскую военную промышленность.
Первый пятилетний план КНР на 1953–1957 годы, утвержденный 30 июля 1955 года, предусматривал 694 крупных предприятий тяжелой промышленности, равно как и коллективизацию 33 % крестьянских хозяйств и около 2 миллионов ремесленников в городах. Большинство частных заводов, фабрик и предприятий торговли должны были стать полностью или частично государственными.
Фактически ежегодный прирост промышленного производства составил 16–18 %. Промышленное производство за пятилетку выросло более чем вдвое, а производство чугуна и стали – втрое. В 1950-е на учебу в СССР приехало из КНР более 6 тысяч студентов и около 7 тысяч рабочих. В Китай же приехали более 12 тысяч специалистов и советников из СССР и стран Восточной Европы.