Джон Балкли считал курс «Вейджера» безумием. По словам штурмана Кларка, к западу от патагонского побережья Чили они оставались в безопасности, однако его счисление пути и раньше было неверным. А если держаться северо-восточного галса, они могут попасть в ловушку неизвестного подветренного берега, не успеть вовремя развернуться и потерпеть крушение. Плотник Камминс заметил, что, учитывая «состояние корабля, он не готов подходить слишком близко к земле», в том числе из-за того, что «все наши люди больны»[332]. Балкли пошел и спросил лейтенанта Бейнса, старшего вахтенного офицера, почему они не изменили курс и не повернули на запад – обратно в море.
Лейтенант ответил уклончиво. Когда Балкли проявил настойчивость, Бейнс ответил, что поговорил с Чипом. Капитан твердо намерен как можно скорее добраться до условленного места. «Подойди к нему сам. Быть может, тебе удастся его убедить»[333], – беспомощно произнес Бейнс.
Балкли не пришлось искать встречи с Чипом. Капитан, явно услышав ворчание артиллериста, вскоре подозвал его и спросил: «На каком мы, по-твоему, расстоянии от земли?» Балкли ответил, что лигах в шестидесяти, то есть в трехстах с лишним километрах, но подчеркнул, что течения и волны быстро несут их на восток, к береговой линии, и добавил: «Сэр, наш корабль разваливается. Мы лишились бизань-мачты… Все наши люди больны или погибли».
Впервые Чип разгласил секретные приказы Ансона. Капитан не собирался подвергать угрозе военные операции. Он считал, что обязан исполнить свой долг: «Я взял на себя обязательства и полон решимости».
По мнению Балкли, это решение было «величайшим несчастьем»[334]. Впрочем, он подчинился приказу. Чип постукивал тростью – казалось, будто мертвые скребутся из-под земли.
Тринадцатого мая в восемь утра Байрон стоял на вахте, когда сломалось несколько талей фока. Плотник Камминс пошел их осмотреть, и тут закрывающие горизонт грозовые тучи немного раздвинулись, и он увидел вдали что-то темное и бесформенное. Земля? Плотник подошел к лейтенанту Бейнсу, тот прищурился, но ничего не увидел. Может быть, лейтенант страдал от куриной слепоты, а может, Камминса обманули глаза. В конце концов, по расчетам Бейнса, корабль находился еще более чем в ста шестидесяти километрах от берега. Поскольку Бейнс сам «не смог»[335] различить землю, он решил не сообщать капитану.
Когда Камминс рассказал Байрону о своей находке, небо вновь потемнело, а потому никакой земли вновь не удалось разглядеть. Байрон спрашивал себя, обязан ли он сообщить капитану, но Бейнс был помощником командира корабля, а Байрон просто гардемарином. Юноша решил, что это не его дело.
Позже в тот же день, в два часа пополудни, когда на вахте было всего три матроса, Балкли пришлось самому лезть на мачту, чтобы помочь спустить один из реев фока. Корабль швыряло из стороны в сторону, Балкли с трудом лез вверх по снастям. Ветер хлестал его, дождь выжигал глаза. Он карабкался все выше, пока не добрался до рея. Тот раскачивался вместе с кораблем – то чуть не уходил под воду, то взмывал в небо. Балкли отчаянно старался удержаться. И в этот самый момент «предельно ясно увидел землю»[336]. Впереди высились огромные скалы, и гонимый западным ветром «Вейджер» несся прямо на них. Балкли поспешил вниз, чтобы предупредить капитана.
Чип тотчас взял дело в свои руки.
«Поднимите фок-рей и поставьте фок!»[337] – крикнул он блуждавшим окрест едва напоминающим человеческие фигурам. Затем он приказал людям выполнить поворот через фордевинд[338] – развернуть корабль, отклонив его нос от ветра. Рулевой (наличествовал только один) повернул двойное колесо. Нос начал по дуге уходить от ветра, но штормовой порыв со всей силой ударил в паруса сзади, и корпус подхватили огромные волны. Чип с тревогой наблюдал, как корабль со все большей скоростью несется прямиком к скалам. Он приказал рулевому продолжать крутить штурвал, а другим матросам – заняться такелажем. За несколько мгновений до столкновения удалось отвернуть нос – на целых сто восемьдесят градусов, – и паруса яростно бросили корабль в противоположную сторону, завершив поворот.
Теперь «Вейджер» шел параллельно береговой линии на юг. Однако из-за западного ветра Чип не мог выйти в открытое море. Волны и течения тащили «Вейджер» к берегу. Открывшийся ландшафт Патагонии был изрезанным и беспорядочным, со скалистыми островками и сверкающими ледниками, стелющимися по склонам гор девственными лесами и уходящими прямо в океан скалами, Чип и его люди очутились в ловушке Гольфо-де-Пеньяс – залива Несчастья, или, как его предпочитают называть некоторые, залива Боли.
Внезапно паруса-марсели слетели с реев. Увидев, как его отчаявшиеся люди изо всех сил пытаются починить снасти на баке, Чип решил помочь им, доказать, что еще не все потеряно. Очертя голову он храбро бросился к носу – бык, несущийся прямо в бурю. И вот тут-то, раскачиваемый волной, он сделал неверный шаг (всего один маленький неверный шаг) и полетел в пропасть. Через развороченный люк он рухнул с высоты примерно шесть футов и ударился о дубовую нижнюю палубу. Ударился настолько сильно, что сломал кость в районе левого плеча. Теперь она торчала из-под мышки. Моряки отнесли его в каюту хирурга. «Я был сильно оглушен и ранен жестоким падением»[339], – отметил Чип. Он хотел встать, чтобы спасти корабль и своих людей, но боль была столь невыносимой, что ему оставалось лишь лежать. Хирург Уолтер Эллиот дал ему опиум, и Чип отбыл в мир снов.
Четырнадцатого мая в 4:30 утра Байрон, в тот момент находившийся на палубе, почувствовал, как «Вейджер» содрогнулся. Гардемарин Кэмпбелл, совсем еще юный, испуганно спросил: «Что происходит?» Байрон вгляделся в шторм, настолько непроницаемый – «ужас неописуемый»[340], по его выражению, – что невозможно было разглядеть даже нос корабля. Он спрашивал себя, быть может, это очередная волна, но нет – удар шел из-под корпуса. «Вейджер» нарвался на подводную скалу.
Плотник Камминс, проснувшийся в своей каюте, пришел к тому же выводу. Он поспешил осмотреть повреждения вместе со своим помощником Джеймсом Митчеллом, который на этот раз не был угрюм. Пока Камминс ждал у люка, Митчелл спустился по лестнице в трюм, освещая доски фонарем. «Никакого прилива воды, – крикнул он. – Доски целы!»
Однако когда по кораблю ударили волны, он рванулся вперед и вновь врезался в скалы. Разбился руль, а более чем двухтонный якорь пробил корабельный корпус. Корабль все сильнее кренился. Началась паника. Некоторые больные, два месяца не появлявшиеся на вахте, с почерневшей кожей и налитыми кровью глазами шатались на палубе, восстав с одного смертного одра ради другого. «В этой ужасной ситуации, – заметил Байрон, – “Вейджер” на миг замер, и каждый считал эту минуту последней»[341].
Корабль захлестнула еще одна громадная волна – он вновь налетел на скалы, неуправляемый, стонущий, обессиленный… Соленая вода хлынула в пробоину. Помощник плотника Митчелл воскликнул: «Два метра воды в трюме!»[342] Офицер доложил, что корабль «залит водой до люков»[343].
Байрон мельком увидел – и, что еще ужаснее, услышал – окружающие буруны, громоподобные волны, перемалывающие жалкий деревянный мир. Пелена романтики окончательно спала – остался лишь ужас перед стихией.
Многие готовились к смерти. Некоторые падали на колени, лепеча молитвы. Кто-то каялся. Лейтенант Бейнс ретировался с бутылкой спиртного. Другие, как заметил Байрон, «лишились всякого разумения, их, будто бревна, рывками и качками корабля швыряло взад и вперед, а они не прилагали никаких усилий, чтобы помочь себе»[344]. Он добавил: «Вид пенящихся бурунов был столь ужасен, что один из самых храбрых наших людей не мог не выразить свое смятение. Он сказал, что это слишком пугающее зрелище, чтобы его вынести». Кто-то попытался выпрыгнуть за борт, но его удержали. Другой моряк бродил по палубе, размахивая абордажной саблей и крича, что он король Британии.
Матрос-ветеран Джон Джонс попытался воодушевить товарищей. «Друзья мои, – крикнул он, – не будем унывать: разве вы никогда не видели корабля среди бурунов? Попробуем провести его сквозь них. Я не сомневаюсь, что мы сможем… спастись»[345]. Его мужество вдохновило нескольких офицеров и матросов, в том числе Байрона. Некоторые схватили веревки, чтобы установить паруса, другие лихорадочно качали и вычерпывали воду. Балкли попытался маневрировать кораблем, манипулируя парусами, натягивая их то в одну, то в другую сторону. Даже рулевой, несмотря на неработающий штурвал, не оставил свой пост – нельзя покидать «Вейджер», пока тот остается на плаву. Как ни удивительно, «оскорбление для взгляда» продолжало идти. Затопляемый водой, он продолжал свой путь через залив Боли – без мачты, без руля, без капитана на квартердеке. Моряки делали все возможное, чтобы спасти свой утлый челн, потому что только так можно было спасти себя.
В конце концов «Вейджер» врезался в скопление скал. Это был конец. Две оставшиеся мачты опасно накренились, и люди их срубили, прежде чем те успели полностью опрокинуть корабль. Треснул бушприт, лопнули окна, выскочили гвозди, раскололись доски, рухнули каюты, прогнулись палубы. Нижнюю часть корабля заполнила вода. Крысы бросились наверх. Больные, не способные встать с гамаков, утонули.