У британских политических и экономических кругов были свои мотивы для войны. Хотя британским купцам повсеместно запрещалось торговать в контролируемых Испанией портах Латинской Америки, они нашли зловещий способ туда проникнуть. В 1713 году Британская компания Южных морей получила от Испании так называемое «королевское согласие», или «асьенто», – лицензию на продажу почти пяти тысяч африканцев в год в качестве рабов в испанских латиноамериканских колониях. Благодаря этому отвратительному новому соглашению британские купцы смогли использовать свои корабли для контрабанды таких товаров, как сахар и шерсть. Поскольку испанцы все чаще принимали ответные меры и захватывали суда с запрещенными товарами, британские купцы и их политические союзники начали искать предлог, чтобы сплотить общественность для войны за расширение британских колониальных владений и торговых монополий. Ну а «басня об ухе Дженкинса»[767], как позже назвал ее Эдмунд Берк, служила отличным оправданием. (Историк Дэвид Олусога отметил, что неподобающие аспекты происхождения войны были в значительной степени «вычеркнуты из основного повествования британской истории»[768].)
Ко времени трибунала по «Вейджеру» зашедшая в тупик Война за ухо Дженкинса уже превратилась в другую, более масштабную – известную как война за австрийское наследство. Теперь за господство боролись все европейские державы. В течение следующих нескольких десятилетий британские морские победы превратят маленькое островное государство в империю, обладающую морским превосходством, которое поэт Джеймс Томсон назвал «глубинной империей»[769]. К началу 1900-х годов Великобритания станет крупнейшей империей в истории, она распространит свое влияние на более чем 400 миллионов человек и четверть поверхности земной суши. Однако тогда, в 1746 году, правительство было озабочено сохранением общественной поддержки после стольких ужасных потерь.
Мятеж, в особенности в военное время, представляет столь серьезную угрозу существующему строю, что зачастую факт восстания замалчивают. Так, в Первую мировую французские военнослужащие в различных подразделениях на Западном фронте отказались воевать. Однако в официальном правительственном отчете инцидент назван просто «беспорядками и восстановлением морального духа»[770]. Военные архивы были засекречены в течение полувека, и только в 1967 году во Франции опубликовали авторитетный отчет.
Официальное расследование дела «Вейджера» закрыли навсегда. Показания Чипа с подробным изложением его обвинений в конечном счете исчезли из материалов военно-морского трибунала. А беспорядки на острове Вейджер стали, по словам Глиндура Уильямса, «мятежом, которого никогда не было»[771].
Глава двадцать шестая
Победившая версия
В спорах вокруг дела «Вейджера» остался позабыт еще один мятеж, свидетелями которого были самые последние из добравшихся домой потерпевшие кораблекрушение[772]. Спустя три месяца после военного трибунала трое давно пропавших без вести членов экипажа из группы Балкли, в том числе гардемарин Исаак Моррис, чудом прибыли на корабле в Портсмут.
Прошло более четырех лет с тех пор, как они вместе с небольшой группой высадились со «Спидуэлла» на побережье Патагонии, чтобы пополнить запасы продовольствия, но так и не смогли вернуться на корабль. Балкли и другие выжившие на борту лодки рассказали свою версию случившегося: бурное море и сломанный руль не позволили подойти к берегу. После того как команда Балкли отправила на берег бочку с оружием и боеприпасами и записку с объяснением, Моррис и его спутники, видя, как уплывает
Четверо из них погибли, но Моррис и трое других цеплялись за жизнь. Они попытались добраться до Буэнос-Айреса, расположенного в нескольких сотнях километров к северу, но в изнеможении сдались. Однажды после восьми месяцев блужданий в глуши Моррис увидел скачущих к нему всадников: «Я не представлял себе ничего, кроме приближающейся смерти, и готовился встретить ее со всей решимостью, на которую был способен»[775]. Вместо нападения его тепло встретила группа патагонцев. «Эти люди отнеслись к нам очень гуманно: зарезали для нас лошадь, разожгли костер и зажарили ее часть, – вспоминал Моррис. – Они дали каждому из нас по куску старого одеяла прикрыть наготу».
Потерпевших кораблекрушение переводили из одной деревни в другую, часто они месяцами оставались на одном месте. А в мае 1744 года, через два с половиной года после того, как их бросил «Спидуэлл», трое моряков благополучно добрались до столицы – только для того, чтобы испанцы взяли их в плен. Под стражей их продержали более года. Наконец испанцы позволили бедолагам вернуться домой и в качестве пленных перевезли в Испанию на 66-пушечном военном корабле под командованием дона Хосе Писарро, офицера, некогда преследовавшего эскадру Ансона. Помимо экипажа из почти пятисот человек, на борту находились одиннадцать туземцев, в том числе вождь Орельяна, которого продали в рабство и заставили работать на корабле.
Сохранилось очень мало свидетельств, подробно описывающих жизнь обращенных в рабство людей, а те, что есть, искажены восприятием европейцев. Согласно наиболее подробному рассказу, основанному на показаниях очевидца Морриса и его товарищей по несчастью, туземцы происходили из племени, обитавшего в непосредственной близости от Буэнос-Айреса, которое долгое время сопротивлялось колонизации. Примерно за три месяца до возращения Писарро на родину туземцев захватили испанские солдаты. На корабле их, как сказано в отчете, «варварски третировали»[776].
Однажды Орельяне приказали взобраться на мачту. Когда он отказался, офицер избивал его до тех пор, пока тот не потерял сознание от кропотери. В отчете говорилось, что офицеры неоднократно избивали вождя и его людей «самым жестоким образом, по малейшему поводу и часто только для того, чтобы продемонстрировать свое превосходство»[777].
На третью ночь плавания Моррис был внизу, когда услышал шум, доносившийся с палубы. Один из его товарищей подумал, что это упала мачта, и бросился вверх по лестнице. Когда он вышел, кто-то ударил его по затылку, и он упал, ударившись о палубу. Затем рядом с ним упало тело – это был мертвый испанский солдат. По кораблю пронеслись крики: «Мятеж! Мятеж!»[778]
Моррис тоже поднялся на палубу и был поражен увиденным: Орельяна и десять его соплеменников штурмовали квартердек. Они были в значительном меньшинстве, и у них не было ни мушкетов, ни пистолетов – лишь несколько подобранных ножей и несколько пращей из деревяшек и шнуров. Тем не менее туземцы убивали одного человека за другим. Писарро и несколько его офицеров забаррикадировались в каюте. Одни матросы скрылись среди перевозимого на борту скота, другие поспешили подняться по такелажу и укрылись на верхушках мачт. «Эти одиннадцать индейцев с решимостью, возможно беспрецедентной, почти в одно мгновение овладели квартердеком корабля с 66 орудиями и командой из 500 человек»[779], – отмечалось в отчете.
Мятеж Орельяны – одно из сотен задокументированных восстаний рабов и коренных народов, имевших место в Северной и Южной Америке. Как отметила историк Джилл Лепор, порабощенные народы «восставали снова, и снова, и снова», задавая «неуступчиво один и тот же вопрос: “
Орельяна и его отряд контролировали корабль, блокируя трапы и отражая атаки. Увы, управлять судном они не могли, и спустя час с небольшим Писарро и его силы начали перегруппировку. В рубке какие-то люди нашли ведро и привязали его к длинной веревке, которую через иллюминатор опустили в пороховой погреб, где артиллерист наполнил его боеприпасами. Офицеры тихо потянули ведро наверх. Уже во всеоружии они открыли дверь каюты и краем глаза увидели Орельяну. Он снял западную одежду, которую его заставили носить, и стоял почти голый со своими людьми, вдыхая вечерний воздух. Офицеры высунули стволы пистолетов и открыли огонь – внезапные вспышки в темноте. Пуля попала в Орельяну. Он пошатнулся и упал, кровь потекла по палубе. «Так восстание было подавлено»[781], говорилось в отчете, «и владение квартердеком было восстановлено после того, как он целых два часа пребывал во власти этого великого и смелого вождя и его доблестных и несчастных соотечественников». Орельяна был убит. А его люди, чтобы вновь не оказаться в рабстве, вскарабкались на перила корабля и, пронзительно вскликнув, прыгнули за борт – навстречу своей смерти.
После возвращения в Британию Моррис опубликовал рассказ на сорока восьми страницах, пополнив постоянно растущую библиотеку повествований о деле «Вейджера». Авторы этих произведений редко изображали себя или своих соратников агентами империалистической системы. Они были поглощены ежедневной борьбой – работой на корабле, продвижением по службе и зарабатыванием денег для своих семей… Одним словом, выживанием. Но именно такое бездумное соучастие позволяет империям существовать. Действительно, имперские системы требуют «недуманья»: тысячи и тысячи простых людей служат – в том числе жертвуя собой – системе, которую большинство из них редко подвергает сомнению.
Поразительно, но был один выживший потерпевший кораблекрушение, у которого так и не было возможности записать свои показания в какой-либо форме. Ни в книге, ни в показаниях под присягой. Даже в письме. И это был Джон Дак, свободный чернокожий моряк, сошедший на берег с отрядом Морриса.
Дак выдержал годы лишений и голода, и ему удалось с Моррисом и двумя другими отправиться в поход на окраину Буэнос-Айреса. Но там его стойкость оказалась бесполезной, и он пережил то, чего боялся каждый свободный чернокожий моряк: его похитили и продали в рабство. Моррис не знал, куда увезли его друга, в шахты или на поля, – судьба Дака была неизвестна, как и в случае со многими людьми, чьи истории никогда не будут услышаны. «Я думаю, что он закончит свои дни»[782] в рабстве, писал Моррис, «у него нет никаких шансов когда-нибудь вернуться в Великобританию». Хотя истории помогают империям сохранить власть, не меньшей силой обладает и вымарывание – стирание тех рассказов, что могут навредить имперскому облику.
В Британии уже разгорелось соперничество за публикацию окончательного описания кругосветной экспедиции Ансона. Ричард Уолтер, капеллан «Центуриона», дал понять, что он пишет такую хронику, а корабельный преподаватель Паско Томас пожаловался, что Уолтер пытался отговорить других от публикации собственных версий, чтобы «монополизировать это путешествие»[783]. В 1745 году Томас опередил Уолтера, опубликовав «Правдивый и беспристрастный дневник путешествия в Южные моря и вокруг земного шара на корабле Его Величества “Центурион” под командованием коммодора Джорджа Ансона». Еще одна хроника, скорее всего, прошедшая горнило Граб-стрит, восхваляла путешествие Ансона как «несомненно, имеющее величайшую ценность и важность»[784].