Ушедшие в никуда

22
18
20
22
24
26
28
30

– Кстати, – внезапно оживился Вениамин, – надо бы послать тудуна[36] в Крымскую Готию, да еще раз напомнить, что в случае надобности они обязаны оказать нам военную помощь. А коль будут противиться!.. У их правителя, запамятовал, как звать-то его, сын царевич. Привезешь его сюда. Пусть поживет у меня во дворце, залогом. Глядишь, покорнее будут…

Ночь близилась к концу. На персидском ковре разбросанные в разные стороны валялись фигуры незавершенной партии игры в шатранг. Властная рука правителя, сбросившая их с аштапады, словно сбросила со счетов могущество его врагов, не задумываясь над тем, что все в этом мире, в том числе и прочное основание его трона, всего лишь иллюзия…

XXXI

Стареющая ночь теряла свое величие. Бархат неба постепенно выцветал, становясь скорее темно-серым, нежели иссиня-черным. Звезды блекли. Тишина предрассветного утра покрыла землю. Ни малейшего движения воздуха, ни шелеста листвы, ни пенья цикад. Ни звука… Затаив дыхание, природа замерла в ожидании рождения нового дня.

Хрупкая девичья фигурка под темной накидкой, стараясь остаться незаметной, осторожно пробиралась по улице вдоль спящих городских юрт. Словно пришедшая из другого мира, находясь во власти сладкого пьянящего дурмана проведенной ночи, Амина шла домой. Все вокруг казалось ей каким-то воздушным, иллюзорным. Ее душа, раздваивалась сейчас между действительностью и нереальностью, большей частью своей пребывая во дворце с Микаэлем, частью, находясь в блаженной гармонии с собой, воспарила к Небесам, оставив на земле ничтожную толику своего сознания, позволяющего девушке добраться до ее мазанки…

– Где ты была?! – неожиданным раскатом грома средь райского умиротворения донесся до слуха Амины голос отца. Он стоял в проходе жилища, свирепый, с отекшими от бессонной ночи глазами. Она еще никогда не видела его таким. – Где ты была?! – вновь разразился он гневом.

Душа Амины, чувствуя неминуемую грозу, тут же ретировалась из всех райских уголков ее обитания и, воссоединившись на грешной земле в единую сущность, быстро позволила девушке предстать перед родителем с полным сознанием содеянного. Амина взяла себя в руки и, не глядя отцу в глаза, молча прошла в дом.

Серое небо светилось голубоватым отсветом раннего рассвета. Сейчас Амина не разделяла торжества возрождающейся из тьмы природы. Никогда прежде отец не разговаривал с ней так сурово. Его грозный бас заглушал в сознании девушки тихий шепот Микаэля. Ощущение его нежных объятий, что так бережно старалась она сохранить, сменилось тяжелым прикосновением крепкой отеческой руки.

– Завтра же выдам тебя замуж! – горячился багрово-красный от негодования отец. – Завтра же! С господином Агузаром Сурхеном давно у меня сговор. Он человек почтенный. Не так давно овдовел. Хоть и в возрасте, но тебе, беспутной, такой и нужен. При дворе место имеет. В достатке будешь. – Помолчав, добавил: – И в строгости. А пока из дома ни на шаг!

Амина, вытянувшись в тугую струну, стояла, словно окаменевшая. Казалось, ей было безразлично все происходящее. Внезапно она вскинула на отца полные отчаяния глаза. Они, некогда красивого каштанового цвета, вдруг сделались почти черными, источая невидимые жгучие стрелы.

– Я не пойду замуж, – тихо, но уверенно произнесла Амина.

– Что?! – Голос отца сорвался на хрип.

– Я не пойду замуж, – так же спокойно повторила девушка.

– Да как ты смеешь? – хрипло недоумевал он. – Как ты смеешь?! Завтра же, завтра! Не по доброй воле, так силой, силой!..

– Нет! – Она стояла чужая и такая далекая. Она сама не узнавала себя. – Я наложу на себя руки. – Она вновь обожгла отца тяжелым и таким незнакомым ему взглядом.

– Вон! Вон из моего дома! – хрипел он. – Будь ты проклята!

Прочь, прочь из этого города, ставшего ей ненавистным, прочь от всего, что напоминало ей о прошлой жизни. Ничто не держало ее здесь. Она поравнялась с юртой Микаэля. Как много было связано с этим жилищем. Некогда шумное и многолюдное, теперь оно осиротело. Из юрты вышла незнакомая девушка. Словно холодный ливень обрушил на Амину свои воды, словно жар адского пламени обжег сердце.

Густо поставленные остроконечные юрты постепенно стали редеть, уступая место землянкам бедняков, виноградникам и загонам для скота. Как долго шла Амина, она не знала, но солнце уже высоко взошло над горизонтом. Мысли девушки то устремлялись во дворец к Микаэлю, то натыкались на суровый разговор с отцом. События последних суток не давали ей подумать о своем бренном теле. Однако возрастающая усталость все настойчивее напоминала о себе.

Спустившись к берегу Итили, Амина умылась и села у самой воды, доверив ее мягким прибрежным волнам уставшие от долгой ходьбы ноги.

– Доченька, – услышала она у себя за спиной старческий надтреснутый голос. Амина обернулась. – Господь мне тебя послал, милая. Помоги донести воду. Здесь недалеко.

Перед девушкой невесть откуда, словно из-под земли, выросла сгорбленная щупленькая старушонка. В руках она держала два увесистых кожаных мешка, шитых бычьими жилами и доверху наполненных водой.