***
Пространство до чисто-белой стойки регистратуры одновременно растягивается на пару километров и мелькает перед глазами какими-то смутными картинками.
– Добрый день. Могу я навестить Эрика Смита?
Медбрат щёлкает клавишами компьютера – главное, не барабанить пальцами по стойке, я всего лишь навещаю сослуживца – и поднимает на меня взгляд.
– Господин Блэйк? Доктор Норнберг просил вас подойти к нему.
Сердце, сжавшись, падает на место печени. Рот наполняет желчная горечь.
– Конечно. Он в своём кабинете?
– Сейчас на обходе, на пятом этаже.
– Спасибо.
В голове мечутся обрывки мыслей. Зачем вообще ему со мной разговаривать? Я же не родственник, ничего подписывать не должен. Личных вещей Ру у них не осталось. Медбрат мог бы просто сказать: «Сожалею, но его уже отправили в крематорий, всего доброго» – я бы потоптался возле стойки, пялясь на его вновь склонившуюся над журналом голову, да и пошёл бы домой.
В длинный зелёный коридор выхожу как раз неподалёку от группы людей: доктор Норнберг что-то объясняет интернам. Заметив меня, он деловито указывает на скамью: «Господин Блэйк, подождите, пожалуйста, скоро закончу».
Я было бухаюсь на указанное место, но, не высидев и минуты, вскакиваю и топчусь около скамейки, старательно разглядывая плакаты на стенах – напоминания для посетителей вперемешку с красочными фотографиями цветов. Из моей грудной клетки словно вынули все органы, а вместо этого накачали воздухом под завязку: так и распирает изнутри, а сердцебиения даже не чувствую – то ли оно слишком быстрое, то ли слишком медленное. Хочется поскорее разобраться со всем и свалить отсюда.
Наконец Норнберг подходит, и я оперативно изображаю спокойное лицо. Однако от первой же его фразы брови ползут вверх.
– Господин Смит пришёл в себя четыре дня назад. Сейчас пока рано говорить о прогнозах, но повреждения были значительные, вы должны понимать. Предварительное… – он поднимает указательный палец и веско повторяет: – Предварительное заключение таково, что у него проблемы с речью и, скорее всего, с памятью.
– Что значит «с речью»? У него же челюсть сломана. То есть была. Когда я был в прошлый раз.
– Я вспомнил, что вы говорили о генномодифицированных людях, так что мы позвали… кое-кого. Пообщаться телепатически, если получится. Так вот. Удалось установить контакт, однако господин Смит думает образами, а не словами. Говоря по-простому, у него нет внутренней речи, то есть он в любом случае не смог бы разговаривать, как мы с вами.
– А память?
Норнберг запинается, подбирая слова.
– На данный момент он говорил – я употребляю это слово, но вы должны понимать, что на самом деле это были образы, к тому же местами непонятные, – так вот, он говорил о некоем, как мы поняли, детском приюте. Вы не в курсе?
– Да, он вырос в приюте, насколько я знаю.