Доктор кивает радостно.
– А, значит, это всё-таки реальные воспоминания. Хорошо. Однако он не узнал образы, связанные с вашей воинской частью и службой в целом. На вашу фамилию тоже не отреагировал, но это может быть из-за трудностей с вербальным обозначением… – в ответ на мой охреневший взгляд Норнберг поясняет: – Он может узнать тот или иной предмет, но не суметь назвать его словом. Я имею в виду, он может узнать вас лично, но не помнить фамилию. Он и себя не может назвать.
Я подвисаю – сказать ли доктору, что Ру на самом деле зовут вовсе не «Эрик Смит»? Но вместо этого спрашиваю с опаской:
– Ещё что-нибудь?
– Если вы решите навестить его несколько раз, будьте готовы к тому, что он забудет о вашем предыдущем визите. Это может быть временная проблема, но, с другой стороны, как вы понимаете, никаких гарантий нет. Чудо, что он вообще пришёл в себя.
– То есть он… Не помнит вообще ничего?
– Нет, он помнит! – доктор взмахивает руками. – Что-то он определённо помнит. Как мы предполагаем, детство, юность… Но с более поздними воспоминаниями пока неясно. В общем, давайте попробуем, но не давите на него. Нет так нет, реагируйте спокойно. Вы знаете кого-то ещё, кого он мог бы узнать? Коллеги?
Подумав, качаю головой.
Доктор Норнберг цокает языком, бормочет: «Ну, ничего» – и приглашающе указывает ладонью в сторону палаты Ру.
***
Стоит зайти, как в груди разливается жаркая радость: койка слегка приподнята, так что Ру может видеть дверь, и это выглядит как шажок к выздоровлению. По-прежнему весь перемотанный трубками, но зато он смотрит на нас, на меня – боги, как же ахуенно снова видеть его чёрно-голубые глаза! Взгляд вроде осмысленный. И даже если в голове у него сейчас каша, главное – что он жив.
Врач выдаёт бодрое:
– Эрик, к тебе посетитель. Как твои дела сегодня? – заглядывает в бланк, висящий рядом с койкой. – О, очень хорошо!
Тем временем я бегаю взглядом между размеренно пикающей серой махиной, на экране которой скачут цифры, и лицом Ру, дожидаясь хоть какого-нибудь знака. Ничего. Только ощущение вязкого одурения в его сознании – должно быть, от обезболивающего.
Нужно всё же заговорить с ним.
«Эйруин? Ты меня слышишь?»
Его глаза расширяются, словно бы удивлённо. Большой серый аппарат вдруг пищит продолжительно.
Ру и в самом деле отвечает только ощущениями и образами – смутными, медленными. Понять бы их ещё. «
«Синхард Блэйк. Син. Работа». Нужно тоже использовать меньше слов. В том и преимущество мысленного общения – можно обходиться картинками. «
Его взгляд не отрывается от моего лица. Такой знакомый. «