— Времени? — криво усмехнулся я. — Всё время этого мира, капитан…
Более полугода, если я правильно веду подсчёты, но насколько больше? Надо бы ознакомиться с календарём. Желательно имперским.
— Я не знал, — взглянул я в глаза этому мужчине. — Но даже так, три дня — достаточный срок, чтобы польза от алхимии и магии перевесила одну жизнь.
— Куча народа погибла, мужик, — встряхнул его Ворсгол. — Вина в смерти Оливии не на Изене, не на его подруге, не на целителях, а на имперцах.
— Имперцы… — слёзы катились по его лицу. — Что мне эти имперцы… Что мне… что мне…
— Навести её, — хлопнул Маутнер меня по плечу. — Заодно, по возможности, помоги в храме. Ближайшее время мы будем в Фирнадане. Но ночевать приходи в казармы. Нужно будет поговорить.
— Так точно, капитан, — механически кивнул я.
— Провожу, — вышел Сэдрин. — Эй, Изен, выше нос!
Оставив позади убитого горем отца, а также остальных солдат, мы с «лейтенантом» направились в сторону храма.
Таскол, взгляд со стороны
Некоторые путешествия требовали неподвижности.
Он снял комнату и просидел там несколько недель, которые уже вытерпел много раз прежде. Он не столько готовился, сколько медлил, пока мир созревал для его появления. Он был божественным посланником…
Его урожай созреет так же, как уже созревал.
Каждое утро он видел, как встаёт и в последний раз выходит из комнаты. Он гнался сам за собой, видя собственную спину на каждом углу, среди перемешивающихся толп. Яблоко находило его. Потом монета. А вот жрец Хореса, который дал ему хлеб, испачканный синей плесенью. Он слышал, как люди разговаривали на улицах, слышал их перебивающие друг друга голоса, и ему было трудно отделить причины от следствий.
Он слушал людей и слушал своё слушание. Большинство горожан ничего не замечали, но некоторые смотрели на него другими глазами. Маленькая девочка всё визжала и визжала. Слепой нищий, всхлипывая, обнял его за колени.
— Ты должен сделать это! Должен! — причитал безумец.
Иногда посланник глядел в одинокое окно, из которого был виден храмовый комплекс Аллеи Жрецов: группа высоких светлых строений, в утренней дымке казавшихся серыми. Иногда каменные просторы были пусты, иногда их заполняли бунтующие толпы.
Иногда он просто наблюдал за собой, глядя в окно.
Он видел дворцовый квартал, сверкающие крыши, вздымающиеся в беспорядке, стены, иногда белые на солнце, иногда вымазанные чёрным от пожаров. Он слышал зов горнов и понимал то, что и так всегда знал.
Женщина, которую он убил, была свергнута.