Он не отстранился — порывистым нервным движением выдернул гребень из прически Арьяны, освобождая косы, обнял ее, делая медленные глубокие вдохи и выдохи, словно дегустируя чужой запах. За страхом пришло отвращение — все это было настолько диким, что Арьяну замутило. Как там сказал отец, пусть не кусается?
От Ирвина веяло сухим запахом степи, окутанной лучами летнего солнца. Брат ее жениха был горячим и каким-то одеревеневшим, словно тело, напряженное каждой мышцей, не подчинялось ему. Арьяна осторожно вынула маленькую пилку для ногтей, которую всегда носила в поясной сумочке, ткнула ею в живот оборотня и негромко приказала:
— Отойдите от меня. Немедленно.
Ирвин рассмеялся, но все же выпустил Арьяну и сел на соседний диван. Поезд качнулся и снова поехал вперед — медленно, словно нащупывая путь во тьме.
— А вы решительная барышня, — заметил Ирвин. — Не боитесь ехать в страну оборотней?
— Я еду спасать ваших детей, — процедила Арьяна. Сейчас, пусть и с таким нелепым оружием в руках, ей стало легче. Пилка для ногтей, которую она не убирала, придавала уверенности. Каким бы безумцем ни был Ирвин, он не станет бросаться навстречу металлу в глаз — а Арьяна была готова пойти на это. Безумец не означает “дурак”.
Ирвин откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза и повторил:
— Не слышу ее. Больше не слышу. Господи, помоги мне, неужели… — он помолчал несколько мгновений, а потом спросил: — Вам рассказывали о Песне Волчьей луны, Арьяна?
— Не успели, — холодно ответила Арьяна. — Вы появились очень невовремя.
— Раньше все хармиране слышали Песню Волчьей луны, — произнес Ирвин. — Когда она звучала, все могли обращаться и становиться волками. Беда оборотничества в том, что человек постепенно теряет разум и окончательно становится зверем. Нас спас ледарин — как только его обнаружили и начали добывать, Песня осталась только в легендах.
В коридоре кто-то вздохнул. Должно быть, Бейлин стояла возле двери, готовясь броситься на помощь. Арьяна сомневалась, что она будет стрелять в младшего князя, но решила, что Бейлин достаточно сильна, чтобы скрутить его, как охранник выпивоху, который буянит в баре.
— А вы?
— Есть поверье: как только мужчина встречает истинную пару, женщину, которая создана для него, Песня перестает звучать для них обоих, — продолжал Ирвин, словно не слыша вопроса. — Вот вы здесь — и Песня не звучит. А сейчас полнолуние, и несколько минут назад я был волком. Понимаете, о чем я говорю? Понимаете, почему видите меня человеком, а не зверем?
Поезд вошел в туннель, и снаружи стало светло: на серебристых стенах туннеля, прорубленного в горе, было множество ламп. Ирвин едва заметно улыбнулся, и Арьяна подумала, что он удивительно некрасив. Впрочем, в его чертах не было того безумия, которое она ожидала увидеть.
— Нет. Не понимаю.
— Вы моя истинная пара, — объяснил Ирвин и мечтательно улыбнулся. — Женщина, которую создал для меня Бог.
У нее были голубые глаза и волнистые светлые волосы, тонкий нос и четко очерченные губы — почти идеальная красавица, для идеала взгляд был слишком жестким и строгим. Она боялась — но за страхом Ирвин ощутил горьковатый запах сопротивления: его истинная пара боролась со своими чувствами, она сумела взять себя в руки после первых минут их знакомства и теперь смотрела спокойно, даже чуть насмешливо.
Песня Волчьей луны перестала звучать, когда Ирвин встал на рельсы — в какой-то миг ему сделалось все равно, успеет поезд затормозить или нет. Успел — в ту же минуту его вышвырнуло из волчьего облика в человеческое тело. Сделалось так тихо, что Ирвин слышал сбивчивый ход своего сердца.
Песня ушла, словно ее и не было. Он слышал ее с рождения, тихую незамысловатую мелодию, которая иногда звучала едва уловимым шепотом почти на грани слышимости, а в полнолуние грохотала в ушах так, что однажды Ирвин схватил с письменного стола остро заточенные карандаши — вонзить в уши, оглохнуть, никогда не слышать ни звука и освободиться.
Его перекинуло в волка прежде, чем он успел себя изувечить.