Счастливого дня пробуждения

– Меньшего я и не ждал, – вдруг слышится голос доктора.

По спине пробегают мурашки, и я резко оборачиваюсь. Он пронзительно смотрит на меня, привалившись плечом к стене и скрестив на груди руки. Что меня выдало? Шум? Поведение? Следы? Всё разом? Я испуганно отшатываюсь и заглядываю в комнату.

– Там никого нет, – опережает меня доктор. Он говорит так спокойно и размеренно, будто под его носом мы не строили заговор.

– Где сороковой? Где Флори? – испуганно шепчу я.

Комната действительно пуста.

– Зачем тебе сбегать? – Он игнорирует мой вопрос, его брови болезненно нахмурены. – Снаружи жизнь не будет к тебе благосклонной. Тот мир не для тебя устроен. И ещё хуже, если ты окажешься в руках людей. Они тебя или убьют, или разберут на мелкие кусочки…

– Да ведь то же и вы сделаете со мной! – Я пячусь по коридору. Тело охватывает нервная дрожь, отчего кажется, что весь дом вокруг меня объяло землетрясением.

– Я? – изумлённо переспрашивает он. – Это сорок тебя надоумил?

– Да вы всегда так делали со своими экспериментами! – выдыхаю я, почти плача. – Для вас мы все взаимозаменяемы!

Хочется сжаться и исчезнуть, но в голову высекающим искры молотом ударяет норадреналиновый вал. Я мозгом чувствую сердцебиение, и восприятие обостряется так, что каждая поверхность обращается лезвием. Как загнанное в угол животное, я ощущаю собственное обманчивое всемогущество оттого, что мне впервые хватило сил сопротивляться в лобовом столкновении. Доктор тяжело вздыхает.

– Как глупо…

– Вы их убили!

– Да, он умеет подбирать красочные термины, – усмехается доктор, затем немного молчит и, сощурившись, продолжает: – Но скажи мне, разве можно убить мёртвого?.. С какого момента, по-твоему, их жизнь прекратилась? С момента, когда умер первый носитель? Второй? Пятидесятый?.. А была ли это смерть или продление жизни? Без меня никто из них не мог существовать.

– Но они были мыслящими существами! – Я будто пытаюсь достучаться сквозь толстое стекло. – Такими, как я!

– Ты ведь знаешь, – перебивает он, – я стараюсь поступать настолько рационально, насколько могу. Ты хочешь знать, было ли мне просто? Нет, не было. Ты и представить не можешь, на что это похоже: собрать собственными руками живое существо, вложить в него все свои силы, знания, время, труд, надежду, всё, что у тебя есть, – и видеть, как оно страдает и ненавидит и себя, и создателя, – его голос, обычно такой спокойный, надламывается. – И всё это шестьдесят три раза подряд.

– Уж не из милосердия ли вы их усыпляли? – с едкой иронией цежу я сквозь зубы.

– А даже если и так, – соглашается он. – Тебе это кажется самонадеянным?.. Но если уж решаешься создать жизнь, ты должен нести за неё ответственность. Даже если это тяжело. Даже если это означает признать свою ошибку и начать сначала. Я учёный, медик. Мне всегда приходится выбирать между этикой и целью. Но что бы я ни выбрал и каким бы рациональным ни казался выбор, в конечном счёте какой-то частью меня всё равно придётся поступиться, – медленно и уверенно чеканит он каждое слово. – Но это нормально, такова наша с тобой реальность. И сейчас я не пытаюсь оправдаться, я лишь хочу подготовить тебя к тому, через что придётся пройти и тебе, если ты выберешь этот путь…

– Вы так говорите, будто не собираетесь покончить со мной, – болезненно шепчу я.

– Не буду врать, были моменты, когда я думал, что и ты не годишься. Но не теперь. Когда я увидел, как отчаянно тебе хотелось спасти Николая, я решил, что не посмею – просто не смогу – тебя разобрать. Так, как ты тогда, мог поступить только настоящий врач. А на это звание… – я слышу уверенность и вместе с тем мучительную искренность в его словах, будто ему стоило усилий в этом признаться и мне, и себе, – даже я не гожусь. Но если не доверяешь мне, поверь фактам: за полтора года тебе удалось осилить то, на что у остальных уходит десяток лет. Ты быстро учишься. Легко запоминаешь. Твоя нервная система, ты… – он широко обводит меня руками, – ты почти шедевр.

– «Почти шедевр!» – презрительно повторяю я. – Да неужели! – голос дрожит, я и хочу, и не могу ему верить, он всё говорит будто по методичке, составленной сороковым. – Сороковой рассказывал, вы всех так зовёте!