– Не хуже, чем обычно. – Я пожимаю плечами, ковыряя ногти и стараясь не пересекаться с ним взглядами. Конечно, это ложь, я едва могу сомкнуть глаза.
Каждая проведённая с ним минута теперь отравлена подозрением, я выискиваю в его словах и жестах незримые призраки чудовищных планов на меня.
– Знаешь, обычно у учащихся есть каникулы. – Он задумчиво постукивает по щеке указательным пальцем. – Думаю, тебе тоже не помешало бы побездельничать недельку. Тем более на зимних праздниках это вполне нормальная практика.
– И чем мне тогда заниматься? – Я поднимаю на него взгляд.
– А чем ты хочешь?
– А что, если, ну… поехать в город? – робко предлагаю я.
– В город? – Он поднимает брови, затем досадливо морщится: явно ожидал какой-то другой просьбы. – Город… – повторяет он, будто пробуя слово на вкус. – В нынешнюю пору там ещё оживлённее, чем обычно. А зачем ты туда хочешь?
– На праздник посмотреть, – ещё тише говорю я, наблюдая, как на весь его образ падает клыкастая острая тень нового восприятия, исказившая все привычные цвета. Это уже не просто мой наставник, а человек, добровольно мучивший таких же, как я. Шестьдесят трёх живых, мыслящих существ.
– Хм. – Он поджимает губы, глядя куда-то в потолок, пощипывает себя за подбородок.
– Ну ладно тогда. Нет так нет. – Я поспешно отворачиваюсь к окну, избегая его утешительного прикосновения: мне больше не хочется, чтобы он меня касался.
И доктор правда надолго оставляет меня в покое. Я целыми днями слоняюсь по дому, не зная, чем себя занять, а удачный момент всё никак не подворачивается.
Периферией зрения я слежу за доктором, прячась за книгами, которые не читаю, наблюдаю за его отражениями в стёклах, высчитываю время и прикидываю расписание, стремясь вызубрить его до малейшего шага и минуты. И я понятия не имею, куда он обычно ходит вечерами.
Каждую ночь я навещаю Флоренс и сорокового, чтобы держать их в курсе событий. Они любят вспоминать прошлое и рассказывать по кругу свои однообразные истории минувших дней – уже такие вызубренные, что отдают автоматизмом. Вероятно, потому, что, кроме прошлого, у них ничего нет.
Не могу сказать, что они стали мне друзьями. Между нами пролегает бездонная пропасть; словно сам их разум покрылся плесенью. Да, они одержимы побегом, но совершенно не представляют, что будут делать с жизнью. Кажется, их ничего не интересует, кроме испепеляющей ненависти к своему создателю.
Меня заставляет дёрнуться внезапный резкий звук, будто что-то цокнуло. Я отрываюсь от чтения и прислушиваюсь.
В лицо ударяет волна морозного воздуха, и я вглядываюсь в тусклый вечерний сумрак. Внизу в лучах фар на снежном покрывале вырезается тёмная фигура доктора. Приметив моё появление, он выкидывает в сугроб жёлуди, широко машет рукой и воодушевлённо кричит:
– Спускайся!
– Зачем? – осторожно интересуюсь я, чувствуя, как холод опаляет изнутри горло.
– Увидишь! – долетает весёлый крик. – Оденься потеплее!