Пути и Двери

22
18
20
22
24
26
28
30

На другом конце города, в угловом доме, защищенном чарами и иллюзиями, мирно спал в своей постели волшебник Светогор. Ему снились далекие северные звезды, извивающаяся лента полярного сияния и мачта дракха, пришвартованного к пристани родного городка. Того самого городка, в котором прошло детство северянина, и где осталась его семья. Того самого городка, в котором однажды побывал странствующий рлочий разум, охотившийся на незримых угодьях.

Это был ответный подарок.

Образ из детства.

май, 2020

Поршни

Унгерт зашел в автобус и показал контролеру удостоверение ветерана. Полноватая женщина хмуро кивнула и двинулась в противоположный конец салона. Унгерт поймал на себе парочку неприязненных взглядов. Еще бы — он бесплатно ездит в общественном транспорте, а другим пассажирам приходится звенеть пфеннигами.

Автобус тронулся.

Унгерт поискал взглядом свободные места, не сумел найти, и остался на прежнем месте, вцепившись в поручень. Мимо проносились жилые районы западных окраин Брунхена. Унылые пятиэтажки, слепленные по стандартному послевоенному проекту. Город основательно разросся за время отсутствия Унгерта. Сказывалась удаленность от линии фронта и стратегическое портовое значение.

Дорога была так себе. Выбоины, неровности, лежачие полицейские. На некоторых участках шоссе автобус едва тащился — водитель берег подвеску. Медленная езда имела ряд преимуществ. Унгерт рассматривал дома и прохожих, провожал взглядом красивых девушек, внимательно изучал рекламные щиты на перекрестках. Он успел отвыкнуть от городской суеты и размеренного ритма цивилизации.

Ветеран ехал на биржу занятости.

Лето на Самарканде было прохладным. Во всяком случае, субтропическое лето Кенорленда — суперконтинента, на котором человечество расселилось несколько тысячелетий назад. Дожди, ветры, штормовые предупреждения — к этому сложно привыкнуть. Детство Унгерта было жарким, утопающим в лучах полуденного солнца. Раскаленный асфальт, ватаги парней с игрушечными автоматами, походы на дамбу, рыбалка на старых причалах. Хочется вернуть всё это, но слишком поздно. Теперь Унгерту не снятся игровые площадки и походы с родителями в лес. Закрывая глаза, он видит поля брани, кровь и ужас Второй Гольштадской войны. Небесные авианосцы проплывают над исстрадавшимися землями, от их неповоротливых туш отлипают паразиты — юркие самолетики, забрасывающие мирных жителей бомбами и поливающие друг друга пулеметным огнем.

Унгерт видит по ночам паротурбинные крейсера, вспарывающие брюхо океана. Но чаще всего он садится в кабину шагателя, расправляет все свои сочленения и топает по бескрайней степи, выпуская снаряды по вражеским позициям. Пулеметные турели расположены на плечах здоровенного металлического создания, орудийные стволы выдвигаются из корпуса. От локтевых сгибов и дальше, через сочленения кистевых манипуляторов, протянулись изогнутые стальные клинки, предназначенные для рукопашного боя. Унгерт смотрит на мир через амбразуру, забранную решеткой — достаточно мелкой, чтобы внутрь кабины не забросили гранату или бутылку с зажигательной смесью.

Поршни, шатуны и коленчатый вал приходят в движение. Напрягаются гидроусилители, шагатель распрямляет свои конечности и с лязгом устремляется вперед. В кабине пахнет маслом и дизельным топливом. Мерно гудит крейцкопф. Шагатель подобен мифическому великану, обрушивающему тонны своей ярости на мягкий чернозем бескрайней степи. Рядом бойцы Четырнадцатого Бронетанкового Соединения встраиваются в атакующий клин. На фланги выползают мобильные крепости — приземистые башни, поставленные конструкторами на гусеничные траки. И вся эта груда металла, чадящая выхлопами, скрежещущая и непримиримая, устремляется в атаку. Рвутся снаряды, свистят пули, кто-то наступает на мину, и в небо поднимаются тучи земли, перемешанные с искореженными кусками обшивки и кровью проходчика…

Вспышка.

Унгерт нависает над вражеским окопом, начинается мрачная жатва. Руки исполина чертят размашистые дуги, клинки вспарывают тела солдат, сносят головы, отсекают конечности. Крики, боль, кишки и дерьмо. Пахнет порохом, смертью, железом и дизелем. В кабине — адское пекло. Пот ручьями стекает с висков, пропитывает гимнастерку. Штаны прилипают к кожаному сиденью. Вентилятор не справляется с нагрузкой, панель с фильтрами заело…

Закашлявшись, Унгерт просыпается.

Чтобы оказаться в депрессивном портовом городе, в окружении угрюмых строителей, грузчиков, дворников и рабочих. В углу отцовской квартиры стоит телевизор — если его включить, можно полюбоваться очередным парадом, патриотическим фильмом или проповедью технократа, вещающего об ударных темпах восстановления экономики. Больше всего Унгерта тошнило от фильмов — правды там ни на пфенниг. Что ни сцена — героические войска Технократической Федерации крушат трусливых врагов, превозмогают на всех фронтах и душевно относятся к пленным. Противник всегда подлый и проигрывающий, мирные жители с благодарностью смотрят на освободителей. На деле всё обстояло иначе. Ни одна из конфликтующих сторон не считалась с гражданскими, практиковала массовые зачистки, газовые атаки и ковровые бомбардировки. Пленных старались не брать. Всюду возводились концлагеря, в захваченных городах обустраивались гетто и допросные камеры. Никто на вражеских территориях не радовался «освободителям», да и своих солдат недолюбливали…

После ранения Унгерт демобилизовался, отправившись в тыл. А чуть позже и война закончилась. Авалония подписала акт о капитуляции, власть технократов распространилась на оба материка. Пропасть между наследственными интеллектуалами и остальным человечеством стремительно росла.

Унгерт часто размышлял над тем, как можно было дойти до столь уродливой политической формации. Несколько веков назад любой крестьянин мог пройти тест, доказать свою сообразительность и взлететь на верхние ступеньки пирамиды власти. Со временем тесты усложнились, а уровень образованности населения упал. Чтобы подготовиться к экзамену, нужно обладать доступом в элитную школу, которая для простых смертных закрыта. В такие места зачисляют по праву рождения либо за очень большие деньги. Унгерт слышал о сумасшедших цифрах, начинающихся от десяти тысяч марок. За год обучения. А такими суммами располагают исключительно технократы.

Автобус остановился напротив здания биржи.