Гарик и Святослав продолжают съемку. Если эти кадры увидят свет, то у “Медвежьего угла” наступят светлые времена. Это абсолютно точно.
На плато Никита выходит на приличной скорости, лихо закладывает вираж и останавливается в паре метров от нас со Святом.
– А где все? – удивляется Владимир.
– Нас обобрали до нитки и бросили одних посреди снежной пустыни, – жалуется Святослав. – Умирать!
– От жажды? – уточняет Никита.
– От холода! – возмущается Свят.
Владимир смеется. Стаскивает шлем и спрашивает:
– Что, правда укатили одни?
– Угу, – отвечаю я.
– Оторвы, – восхищается мужчина.
– Пап, я за ними! – решает Никита и приглашает меня с собой: – Поехали?
– Это плохая идея, – замечаю я и у самого зубы сводит от менторского тона. – Зоя знает трассу. А мы нет.
– Даниил прав, Никит, – говорит Владимир. – Дождемся Ивана и поедем за ними.
– А как же мы? – спрашивает Свят.
– А вас оставим умирать от холода и жажды.
– Жестоко, – замечаю я и достаю из рюкзака термос с кофе.
– Даниил, что же вы сразу не сказали! – Владимир едва ли старше моего отца. Хотя мне кажется, что ему нет еще и сорока. Молодой крепкий мужик с небольшой проседью в черной бороде и пронзительным взглядом. Умный, хваткий. А еще он своему сыну друг. Это осознание почему-то ранит очень больно. Бьет хлестко, с оттягом именно туда, где нет защиты. Нет брони. Нет забрала.