Протяжное, заунывное пение сменилось гулким речитативом. Один из монахов – тот, чье имя он никак не мог вспомнить – отделился от стены, медленно проплыл по воздуху к каменному парапету, пройдя ржавого Рыцаря насквозь, и замер на самом краю, сжимая в сложенных ладонях горящую свечу. В тот же миг Рыцарь бросился вперед и, перегнувшись через парапет смотровой площадки, рухнул на плац.
Лязгнула цепь. И тонкая девичья фигура полетела вниз.
Матвей поймал ее в последний момент, не дав упасть на мостовую. Поймал и крепко прижал к себе, закричав от того, что не слышит ее сердца. Он гладил бледные щеки, пытаясь смыть с них кровавые дорожки. И целовал истерзанные, все еще стянутые черной, будто измазанной сажей, цепью руки. И безжизненные губы тоже целовал. Он никак не мог отпустить ее. Отдать на руки трем темным застывшим фигурам, которых когда-то давно он, смеясь, называл назгулами.
Монахи молчали. Груда ржавого железа, еще недавно считавшая себя рыцарем, бесформенной массой лежала в центре плаца. Алый щит покоился рядом.
Матвей последний раз поцеловал застывшие губы и поднялся. Тот монах, имя которого он так и не вспомнил, приблизился и протянул руки, принимая ношу. Матвей передал ему девушку и отвернулся.
Со стороны Нигулисте раздался протяжный звон колокола.
Стая черных птиц сорвалась с крепостной стены и поднялась высоко в небо. Матвей переступил через огромный меч и шагнул в темноту надвратной башни…
– Матвей! Матвей! Ты меня вообще слышишь?
Он нехотя открыл глаза. Майя трясла его за плечо. Он рывком сел на узкой койке, разминая затекшие мышцы. Всех его сбережений едва хватило на двухместную каюту на самом нижнем ярусе огромного международного пассажирского парома. Окон здесь не было. Только небольшой монитор, показывающий крошечную точку в бескрайнем море.
– Май, а как звали того монаха? Ну того, под деревом. В саду датского короля.
– Амбросий. А что?
– Да все никак не могу вспомнить.
– Клавдий. Бартоломео и Амбросий, – девушка потянулась к нему, требуя поцелуя. – До сих пор не могу поверить, что мы решились на это.
– А разве могло быть иначе? – Матвей коснулся ее губ своими. – Я бы скучал по тебе.
– Я тебе не верю, – девушка недовольно надула щеки.
Он сжал ее тонкие запястья в своих руках и медленно провел пальцами по тонким ниточкам еле заметных шрамов.
– Майя… – шепнул Матвей. – Верь мне, пожалуйста.
Дом на краю
О том, что в дом у самого леса заехали новые жильцы, Женька узнала от соседки тети Любы. Не успели они с дедом выйти из стареньких, дребезжащих на каждой кочке Жигулей, как бойкая старушка оказалась рядом. Окинула Женьку оценивающим взглядом и удовлетворенно поцокала языком: