Парень постучал в окно терраски и остался ждать на улице, отмахиваясь от назойливых комаров ивовой веткой.
– Чтоб через два часа дома была! – проговорил дед нарочито сурово. – И из деревни ни шагу!
Женька только хмыкнула в ответ и, схватив куртку, бросилась на улицу.
– Отец твой? – спросил Илья, едва они вышли на дорогу.
– Дед. Дед Саша.
– Молодой. Вы вдвоем здесь?
– Ага.
– Строгий?
– Да нет, – Женька пожала плечами. – А ты с кем приехал?
– С мамой. И младшей сестрой. Она часто болеет. Мелкая, в смысле. – Илья тяжело вздохнул, глядя прямо перед собой, и спросил: – Слушай, а здесь вообще есть еще кто живой? Кроме вас и тетки Любы?
Женька неопределенно пожала.
– Корова тетки Любы… вот она точно живая. Кот Тишка еще. И овцы! Ты видел овец? Если баран Федька забредет к вам, не вздумай его палкой гна…
– А если серьезно? – перебил ее Илья, криво усмехнувшись.
Женька покраснела, надеясь, что в темноте этого не видно.
– А если серьёзно, то в половине домов летом живут дачники. Грядки, лес, речка и все такое. Ну и вот вы ещё приехали. А остальные так и стоят заколоченные… Напротив нас дом, там хозяин помер. Рядом с тетей Любой зимовали раньше, да в город перебрались.
– Глушь у вас тут, – со странным удовлетворением проговорил Илья. – Тишь да гладь… Скукота…
Некоторое время они шли молча. Женька чувствовала, как бешено колотится сердце в ее груди и искренне надеялась, что Илья не слышит этого шума. Ей было обидно за любимую деревеньку, а парень этот вызывал смешанные чувства. Вроде и жалко его, и не жалко совсем. У первого дома, давно пустующего и заросшего диким хмелем до самой крыши, девочка свернула на узкую тропинку, ведущую к речке – мелкой, быстрой и ледяной.
– Здесь можно купаться? – с сомнением спросил Илья.
– Ниже по течению есть омут, – ответила Женька. – Небольшой, но глубокий. Только одному там купаться нельзя. Опасно. Ключи бьют.
– Сколько тебе лет?