Медленный фокстрот

22
18
20
22
24
26
28
30

– И что ты ей скажешь? Что целовался с другом детства на полу в танцклассе? – Я заметила в его глазах колебание, незаметно сжала кулаки, потому что незаметно сжать зубы у меня бы не получилось, и продолжала: – Она тебя бросит, а я не приму. Останешься один. Ненадолго, конечно, за это можно не волноваться. Через месяцок найдешь другую дурочку, предложишь ей руку, сердце и все, что у тебя есть, а потом за две недели до свадьбы изменишь ей с какой-нибудь старой знакомой. И это будет продолжаться до тех пор, пока не научишься держать язык за зубами, потому что не менять баб направо и налево ты уже не можешь.

– Лайма! – крикнул Даня, глядя на меня, как на умалишенную. – Ты себя слышишь вообще?

– Зачем ты сюда пришел? – вместо ответа спросила я.

Даня не отвечал. Меня стало жечь ощущение, что ждал он не меня, а Игоря. Но зачем он ему?

– С тобой поговорить, – наконец выдохнул он.

– В кабинете Игоря?

– Стало любопытно заглянуть, раз ключ нашелся.

– Надеюсь, ты не оставил нигде здесь какого-нибудь неприятного сюрприза, – сказала я. – Отравы для тараканов, например.

Даня закатил глаза.

– Лайм…

– А ты что думал, я не узнаю? Ты зачем весь этот бред Игорю наплел?

– Да по фигу мне вообще на твоего Игоря! – скривился Даня. – Шахматисты, говорят, умные, а этот тупее кофемолки.

Мне хотелось заступиться за Игоря. И потому, что он действительно далеко не глупый человек, и потому, что Даня больно перегибает со своей самооценкой. Но это бы отвело нас в сторону от сути разговора.

– Дань, не будь трусом, – я смотрела ему в глаза. Он, кажется, забыл, как разговаривать. – Думаешь, я не понимаю, что с тобой происходит? Ты боишься.

– Что? – нахмурился Даня, глядя на меня сверху вниз. – О чем ты?

– О том, что ты боишься жениться. Вот тебя и бросает к последним глоткам свободы.

– Каким еще глоткам свободы?

– А кто я для тебя сейчас? Это же ясно, как белый день. Тебе не я нужна. Тебе нужен кто угодно, кроме жены.

Даня несколько секунд молчал и только смотрел на меня из-под сердитых бровей.

– Ты дура? – наконец спросил он.