Когда я вернулся в «Компас», Аня сидела в тишине. Телефон лежал на тумбочке, что удивительно – обычно она выпускает его из рук, только чтобы взяться за ножик.
Я вошел, и она сразу повернула ко мне голову. И я понял, что она обо всем догадалась.
Аня была на взводе – в каждом движении чувствовалась эта пограничная с истерикой нервозность. Она даже пыталась улыбаться, но на ее заплаканном и затертом до красноты лице улыбка казалась проявлением обратного, как румянец бывает признаком болезни.
Конечно, я мог бы разубедить Аню, успокоить – обманутая женщина только и хочет того, чтобы ее разубедили, обычно это не так уж и сложно.
Но я не хотел.
– Ты был с ней? – спросила Аня.
Я мотнул головой.
– С ее мамой.
Аня усмехнулась.
– Руки просил?
Я вздохнул, прошел в комнату, поставил кресло напротив нее, сел.
– Ань, я знаю, я скотина…
Она остановила меня, подняв руку.
– Ты спал с ней? Когда-нибудь – спал?
Я молча мотнул головой.
Аня кивнула. Ей стало заметно легче, хотя по большому счету это уже не имело никакого значения.
Может, мне стоило соврать хотя бы здесь? Чтобы разрубить, а не разматывать?
– Я знала, что ты поедешь к ней, – сказала Аня. – Мог бы не выдумывать про дела из-за этого вашего бала. – Она пристально смотрела на меня. – Что между вами произошло? Что-то же произошло? Твоя болезнь… Ты
Сердце рвалось и выворачивалось, когда я смотрел на свою невесту. Что я с ней делаю? Зачем мучаю?
– Ань, я очень не хочу делать тебе больно…