Я вздохнул. Поздравлять детей было веселее, чем выбирать с Аней подушечку для колец и бронировать билеты на самолет до Доминиканы ее подругам.
Лайма ответила не сразу.
Я прочитал это и должен был бы порадоваться. Но почему-то ничего подобного не испытал.
– Даня, – позвала Аня, не отрываясь от экрана. – Надо, наверное, девочкам и гостиницу забронировать. Можешь этим заняться?
– Могу, но не хочу, – ответил я.
– Ну, Да-а-ань, – протянула Аня. – Пожалуйста. А я закончу с постами, и ляжем спать. Ты ведь не сильно занят сейчас.
Я вздохнул, написал Лайме
И сколько ни пытался думать о свадьбе, гостях, церемонии в Доминикане, росписи в московском загсе – да о чем угодно, что касалось нас с Аней, – я то и дело ловил себя на мыслях о Лайме.
Что-то в ней изменилось за эти два года. Она повзрослела. Успокоилась. Стала улыбаться как-то тихо и загадочно, а смотреть мягче.
А как она глядит на детей! Я видел разных тренеров, но мало кто из них смотрел на своих подопечных с любовью. Мало кто устраивал им праздники и поил горячим шоколадом с печеньем. Мало кто видел в детях детей, а не только спортсменов.
В Лайме, несмотря на то что она старалась выглядеть сильной, всегда была ласка и женственность, я помню это в ней с малых лет. Но почему же сейчас это стало таким заметным?
Два года, которые мы не виделись, что-то поменяли и во мне самом. Я отдалился ровно настолько, чтобы разглядеть все ее грани и оттенки.
И теперь я видел другую Лайму – вроде бы все ту же, знакомую с детства девчонку, но в то же время уже взрослую девушку, которой не нужен мальчик-партнер по танцам. Это все осталось в детстве.
Я представил, как Лайма приедет в Москву и увидит меня в свадебном костюме. Как будет смотреть на нашу с Аней роспись и думать… О чем?
Мечты о празднике медленно, но верно шли под откос. В моих фантазиях Лайма хотела бы сама оказаться на месте Ани. Смотрела бы на нас и думала, что Аня мне не подходит, что ей некомфортно в этом зале, в этом загсе, что она ни за что не поедет с нами в ресторан, лучше скажет, что у нее заболела голова. А когда будет протягивать Ане цветы, поздравляя нас, в ее глазах появится влажный блеск, который я приму за слезы радости.
Какой бред, боже мой…
Кого я старался обмануть?