– Будет орать, – как само собой разумеющееся ответил я.
– И часто он орет?
– Да почти всегда.
– А мама?
– У меня нет мамы. Только мачеха. Но ей не до меня – у нее два маленьких сына.
Тетя Вера закусила губу. Я не мог сказать точно, что видел в ее глазах, лишь чувствовал в них какое-то волнение. Что-то у нее внутри металось, рвалось, и мучилось, как птичка в клетке.
– А ты бы хотел танцевать? – спросила тетя Вера и, коснувшись своей ласковой рукой моей головы, погладила волосы.
Я уже и не помнил, когда ко мне прикасались, чтобы погладить, а не чтобы наказать.
И вдруг понял, что готов куда угодно следовать за этой женщиной и с радостью спасу ее от какой-нибудь страшной беды или жуткой напасти: потоп, пожар, хулиганы – что угодно.
Наверное, думалось мне, мама была точь-в-точь такая же.
– То есть, если бы отец не был против, – продолжала тетя Вера, – ты бы занимался танцами дальше?
– Да.
Глаза тети Веры заблестели сильнее, но я только спустя несколько мгновений понял, что это слезы.
– Ты очень талантлив, – произнесла она осипшим вдруг голосом, потом кашлянула. – И я готова помочь тебе, если ты поможешь мне: танцуй в паре с Лаймой, а я буду оплачивать занятия вам обоим, пока твой отец не поменяет своего мнения о танцах.
Глава 17
Проснувшись утром, мы с Аней решили поиграть в игру, правила которой просты: кто дольше не встанет с кровати – тот и победил.
Не помню, когда мы последний раз позволяли себе роскошь так тратить время. В Москве мы постоянно куда-то бежали – то я, то она, то мы оба и часто в разные стороны.
Я надеялся провести с ней день под одеялом, в лени и, может, ласке, но Аня схитрила – включила какой-то ужасно сопливый фильм, и мне ничего не оставалось, как сломя голову броситься в душ.
– Не хочешь со мной? – спросил я.