Медленный фокстрот

Да если бы я увидел, что Лайма плачет, я бы сразу понял почему.

Только зачем я вообще об этом думаю?

Лайма рада за меня. И Аня ей вроде понравилась. А ехать на роспись она стесняется, потому что, кроме нее, никого не позвали. Наверняка думает, что мы планировали сделать из этого что-то романтическое, сугубо для двоих, а на самом деле мы даже толком не обсудили, как проведем этот день. Если бы мы праздновали свадьбу в Москве и позвали много гостей, она бы приехала, не задумываясь. Да еще бы и шахматиста с собой привезла.

Я забронировал гостиницу для Аниных подруг и попробовал сосредоточиться на самой Ане. Прикинул, в какой ресторан мы могли бы сходить завтра.

С выбором ресторанов для Ани всегда надо быть осторожным. Она как повар очень придирчива: то лук не так порезан, то мясо не дотомили, то соус слишком жидкий/густой/сладкий/кислый.

Мне всегда казалось, что я привередлив в еде. Тетя Вера в шутку жаловалась, что для человека, которого дома плохо кормят, я слишком многого не ем: вареную морковь, зеленый лук, оливки, маслины, брокколи – перечислять можно долго. Ей часто приходилось готовить отдельно для меня, отдельно для них с Лаймой. И тем не менее, когда я увидел, как Аня отказывается от стейка, потому что его передержали дольше средней прожарки, то был поражен.

С Лаймой в этом плане куда проще. С ней можно зайти в любую кофейню, выпить по капучино с куском вишневого пирога, и никто не будет весь вечер рассказывать, какие чудесные пироги подавались на стажировке во Франции. По сравнению с теми пирогами, эти – выпачканная дешевым джемом газета.

На миг мне очень сильно захотелось выйти прогуляться, по пути купить два кофе на вынос и зайти к Лайме под каким-нибудь предлогом. Впрочем, можно и без предлога. И даже без кофе.

И даже пусть она меня не видит. Пусть окажется за столиком у окна в одном из кафе. Или пусть мимо меня проедет ее серебристый «мышонок». Пусть она окажется на этой улице с тетей Верой или подругами. А лучше – одна…

Я усмехнулся своим мыслям, но, наконец-то, перестал отрицать очевидное: я думаю о Лайме гораздо больше, чем положено без пяти минут женатому мужчине.

– Ну как? – спросила меня Аня, обнимая сзади за шею.

И я понял, что так и сижу у экрана ноутбука, на котором уже крутится заставка.

– Все сделал, – ответил я и накрыл ее ладони своими.

Потом обернулся и поцеловал.

И почувствовал, как Аня улыбается сквозь поцелуй. И мне захотелось улыбаться.

Нет, не так. Мне захотелось хотеть улыбаться, когда я целую свою невесту.

И от мысли, что я слишком спокоен головой, даже как-то почти безразличен, мне стало гадко.

– Ты чего? – спросила Аня, заглядывая мне в глаза.

– Да так, – ответил я и улыбнулся, чтобы успокоить ее. – Только сейчас понял, как устал за день. Голова как будто не моя.

– У меня тоже, – отозвалась Аня. – Поэтому я и хотела сегодня лечь пораньше. Ты ведь не против?